Гражданство:

СССР СССР → Россия Россия

Профессия: Награды:

Дмитрий Михайлович Фёдоров (род. 6 июля , Москва) - российский кинорежиссёр и художник.

Биография и творческая деятельность

Родился в Москве в семье художников. Дед по материнской линии - художник Михаил Шварцман . В 1995 году окончил художественно-графический факультет МГПИ С 1988 года работает в области станковой живописи и графики. С 1994 года занимается компьютерной графикой и дизайном телеэфира. Работал главным художником телекомпании СТС. В 1998 году снял свой первый игровой фильм «Неведомый друг», где, как и в двух последующих фильмах выступил как оператор и художник. Снятый в 1999 году фильм «Леопольд Дюза» стал обладателем главного приза на фестивале «Святая Анна» . В 2002 году окончил Высшие курсы сценаристов и режиссёров (мастерская Петра Тодоровского и Натальи Рязанцевой). В качестве дипломной работы снял фильм «Туда, где не слышно голоса». С 2002 года занимается постановкой телевизионных художественных фильмов и сериалов («Саша + Маша », «Бешеная» , Морская душа и др.).

Фильмография

• - - Саша + Маша
• - Костяника. Время лета
• - Бешеная
• - Морская душа
• - Крест в круге
• - Ангел
• - Солдатские сказки

Напишите отзыв о статье "Фёдоров, Дмитрий Михайлович"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Фёдоров, Дмитрий Михайлович

Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.

Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.

- Спросим просто: каково ваше мнение о «Первой пятёрке»?
- У каждого есть своя ярко выраженные роль, своё амплуа. Мне кажется, это небольшой шажок в спортивном телевидении, потому что ничего подобного раньше не было, это нечто новое. Мне кажется, можно эксплуатировать эту креативную наработку.

Вы в своё время вели программу «Щелчок», одну из первых аналитических программ о хоккее. Это было в некотором роде зарождением жанра.
- Я считаю, что «Щелчок» сделал несколько открытий не только в области спортивного телевидения, но и в области медиа. Тогда сюжеты в информационных программах были довольно непродолжительными: три, четыре, иногда пять минут. В «Футбольном клубе» до семи минут доходило. Нас тогда прессовало руководство, говорило, что рейтинги низкие, нужно что-то менять. И мы решили, что сюжеты должны быть максимально короткими. То есть человек должен получать максимум информации о происходящем в хоккее. У нас сюжеты были от минуты до двух с половиной, очень короткие и насыщенные.

Фактически это предваряет современное интернет-пространство, где новости должны быть короткими и разнообразными. Сейчас в Интернете нужны и аналитика, и шутки, и просто новости, и какие-то конфликты. У нас в программе всё это присутствовало в виде клипов, портретов, отчётов о матчах, аналитики, шуточных сюжетов. Мне кажется, мы в 1998 году в какой-то степени даже опередили то, что ещё только зарождалось в интернет-пространстве и на телевидении. Эта мысль пришла

мне в голову совсем недавно, я смог оценить «Щелчок» с позиции прошедших лет, обратить внимание на современные тренды, сопоставить. Так что есть гордость за проделанную работу.

Сейчас мы работаем в другом стиле. Всё-таки то была информационная программа, более клиповая, без гостей, очень лаконичные передачи – от 19 до 22 минут. Как сейчас помню, нам постоянно говорили, что рейтинги невысокие, но количество рекламного времени было всё больше и больше. Это означало, что программа успешна.

Аналитики «Первой пятёрки» зачастую сходятся в своих взглядах по разным темам, разве что у вас иногда бывает какое-то особое мнение. У вас в коллективе есть точки, скажем так, «несоприкосновения»?
- В общем и целом люди, которые работают на «НТВ-Плюс», примерно одинаково смотрят на хоккей, хотя отдельные события они могут видеть по-разному. Тот же Борис Александрович, который является представителем старшего поколения, по натуре своей нонконформист. Он всегда довольно много конфликтовал, у него всегда своя точка зрения, он человек, который не трусит и не трусил. В то же время он может не соглашаться с Сашей Хавановым или Серёжей Федотовым по конкретным событиям, но в целом в восприятии хоккея он похож на нас.

- Возможно, в передаче не хватает некоторой конфликтности?
- Мне кажется, что конфликтность в современных СМИ довольно искусственна. Я посмотрел недавно новую передачу «Белый против белого» на «России-2», Белоголовцев-старший против Белоголовцева-младшего. У них вроде как две команды и альтернативные точки зрения. Люди очень много говорят, и конфликт там возведён в абсолют. Но я понимаю, что запомнить практически ничего не возможно. Да, после просмотра передачи возникает ощущение, что было интересно, но конкретной информации ты не получаешь.

На мой взгляд, у нас передача как раз такая, что конфликт в ней не заострён, но в то же время человек может получить здравые суждения, может получить шутки, наблюдения. Программа заполняет нишу, которая пустует: у нас нет аналитических передач. У нас появились развлекательные передачи о спорте (и это замечательно, поскольку спорт – это всё-таки развлечение), у нас есть передачи, соединяющие информационный жанр и аналитику, но нет передач, которые стараются объяснить зрителю нюансы хоккея или любого другого вида спорта.

А вообще важно, чтобы аналитические передачи были? В России ведь нет такого интереса к спорту, как в США, или, если мы говорим о хоккее, как в Канаде...
- Нет, и не будет. Одной программы, мне кажется, достаточно. Дело в том, что за последние лет 15-20 параметры спортивного телевидения серьёзно изменились, изменился и взгляд на спорт. Если раньше людям было необходимо разобраться в происходящем, узнать поглубже, то сейчас они совершенно осознанно выбирают поверхностный взгляд на спорт. Необязательно смотреть полный матч, если можно посмотреть подборку опасных моментов. Необязательно знать тактические причины поражения, важно найти виновного, а в случае победы – героя. Если СМИ дают имя героя или антигероя, многим людям этого достаточно.

Но есть достаточное количество любителей спорта, которых это не устраивает, которым не нравится современная мода и которые хотели бы послушать тех, кто разбирается в спорте и видит ситуацию изнутри. Тот же Хаванов – он ведь не просто играл в НХЛ и национальной сборной. Он внимательнейшим образом слушал, что говорят тренеры, анализировал работу статистиков, работающих в клубной системе, он может разложить по полочкам всё, что происходит в клубах НХЛ. Он не просто способен оценить игру, он способен оценить организацию хоккейного хозяйства.

- Вам не кажется, что спортивная журналистика в России сейчас находится в упадке?
- Спортивной журналистикой интересуется всё больше интересных людей, и это плюс. Но в то же время эти люди не развиваются как журналисты, как личности. Совершенно точно, что журналистикой занимается больше людей, чем 10 или 20 лет назад. Высокая конкуренция, много образованных ребят и девушек. И что немаловажно, люди обладают иной раз энциклопедическими знаниями, могут препарировать факты.

Много интересных статей, интересных наблюдений, но в то же время журналисты из тренда, о котором я уже сказал, не имеют возможности развиваться. В конце концов, они гонятся: а) за сенсацией; б) за максимальной аудиторией. А максимальная аудитория – поверхностная. В итоге журналистика сводится к дайджестам, компиляциям, хит-парадам и крикливым заголовкам. Я не против того, чтобы заголовок был ярким, но это ещё не всё – нужно дать какое-то содержание. И, на мой взгляд, беда современной журналистики

"Первая Пятёрка". Заставка

ещё в том, что в ней слишком много непроверенных фактов и некорректных цитат. Я вдруг поймал себя на том, что многим СМИ я просто не верю. А ведь достоверность источника по сути главное в журналистике.

Журналистика развивается, но в ней есть много негативных тенденций, которые идут, наверное, от общества. Все болезни общества переняла и журналистика.

Есть мнение, что в России спорт – последнее пристанище журналиста. Если он хочет быть хотя бы формально независимым, то нужно идти в спортивную журналистику, потому что в остальных сферах на него всегда что-то будет давить. Это так?
- Конечно. В спортивной журналистике много не заработаешь, но она даёт определённую свободу. Этой свободы стало значительно меньше, чем, скажем, в 90-х годах. Трудно измерить свободу, но если я скажу, что в разы, это не будет преувеличением. Но здесь реально сохранять некоторую свободу суждений, можно быть конфликтным, можно затрагивать интересы власти. И я глубоко убеждён в том, что многие спортивные журналисты профессиональнее и интереснее коллег, которые работают в политическом или культурном сегменте нашей профессии.

На прямых включениях хорошо заметно, что журналисты, ведущие, которые по написанному читают хорошо и легко, не могут и двух слов связать, а комментатор привык говорить складно на протяжении часа-двух. Причём он должен рассказывать не только о спорте: он должен шутить, у него должны быть какие-то аналогии с повседневной жизнью, с культурной жизнью. Комментатор и спортивный журналист – это развитая личность. И у меня поэтому нет никаких комплексов перед людьми, работающими в политике, в шоу-бизнесе. Я сталкивался с ними и понимаю, что они ничем не превосходят спортивных журналистов, а многие и уступают. Разница в одном – в заработках.

Свободные суждения могут быть и на телевидении? В Интернете или газетах – это понятно, но на телевидении сейчас всё по-другому. В рамках этой рубрики Андрей Журанков говорил, например, что на ТВ почти нет расследовательской журналистики…
- Расследовательская журналистика умерла в 90-х. Я хочу вспомнить публикацию в «Новой Газете» по поводу Сергея Прядкина и деятельности РФПЛ. Комментарии к ней сводились, как правило, к тому, заказная эта заметка или нет. То есть правды не существует, важно выяснить, чей это заказ. Если даже журналист опубликовал правду, то, наверное, это сделано не просто так. То есть общество не интересует правда, интересует, на чью мельницу эта правда льёт воду. К сожалению, общество очень сильно изменилось по сравнению с 90-ми. Я, как человек, воспитанный на той журналистике, всё-таки придерживаюсь эфирных принципов людей из 90-х, того же Невзорова.

Кстати, с Невзоровым связана очень интересная история. Для меня он во многом эталон журналиста. Я о нём ничего не знал, он был для меня тележуналистом, приёмы которого мне были интересны и передача которого «600 секунд» была моей любимой. И недавно я прочитал его интервью, где он пишет, что был молодым, наглым и заказным журналистом. Его спрашивают, а в чём был заказ, и он не может ответить. То есть он это придумал. Почему? Потому что сейчас сказать, что ты рисковал жизнью, в тебя

"Первая Пятёрка". Студия

стреляли (а он был ранен) ради каких-то ценностей, ради правды, - это значит сказать: «Я идиот». Сейчас журналисты будут презирать коллегу, который ради каких-то принципов будет жертвовать жизнью.
- Вы думаете, он поэтому не ответил?
- Он не ответил на совершенно конкретный вопрос журналиста: «На кого вы работали?» Он просто решил сказать, я был заказным журналистом, иначе как оправдать собственную безбашенность? А она была.

- Он и в Чечню, и в Прибалтику во время конфликта ездил…
- Да где он только не был! В то время журналист действительно был поборником справедливости и правды. Потом журналистика начала портиться. В частности, была эта знаменитая кампания «Голосуй или проиграешь», когда люди говорили – мы агитируем за человека, нам вовсе не симпатичного, но это меньшее зло. С этого момента, мне кажется, журналистам перестали верить, а на рубеже 80-90-х это был глашатай правды, предположить, что журналист заказной, никто не мог. Стереотипы восприятия изменились. Чья это вина? Это отчасти вина самих журналистов, это деятельность власти в широком смысле, которая хотела дискредитировать журналистику и своего добилась: общество изменилось.

Сейчас очень много информации люди получают от непрофессиональных экспертов. Любой человек может изложить свою позицию в блоге, на какой-то ещё площадке. Люди читают и понимают, да, этот человек независим и он разбирается, будем читать его. А журналиста, который работает в крупном издании и получает за это деньги, мы читать не будем. Где-то он трусит, где-то озвучивает чью-то позицию. Здесь все понемножку виноваты, но, к сожалению, профессия деградировала, девальвировала.

С другой стороны, журналистика – одна из немногих сфер нашей жизни, где существует некая преемственность. Младшее поколение в целом не уважает старшее – ценности, принципы, организацию работы. Многие на это жалуются. Но в журналистике, могу сказать по своему опыту, молодёжь, приходившая что десять лет назад, что сейчас, всегда слушается своих старших коллег, мотает на ус. В нашей профессии существует даже некоторая цеховая солидарность, как правило, внутри отдельного коллектива (в целом цеховой солидарности, к сожалению, нет), и молодёжь готова слушать. И в этом смысле я, например, счастливый человек. Потому что я не представляю себе, как трудиться в области, где никто никого не уважает.

Не знаю, существует ли что-то подобное в политической журналистике. К сожалению, думаю, нет. Потому что многие люди из 90-х подставились тем, что были фактически ангажированы.

- В каких-то местах, наверное, всё же существует. На «Эхо Москвы», в «Коммерсанте»…
- Да-да-да, может, в таких вот старых структурах, где есть некий дух. А где-то этот дух вообще не сохранился - и никакой преемственности нет. Но в этом смысле работа в спортивной журналистике имеет большие плюсы.

Скоро чемпионат мира, а значит, интернет-общественность будет полоскать комментаторов, как пелёнки полугодовалого младенца. Илья Казаков как-то обратил моё внимание на то, что интервью комментаторов на sports.ru вызывали более бурную реакцию, чем интервью любого футболиста или тренера. То есть, получается, комментаторы интереснее людям, чем непосредственные участники футбольного процесса.Больше всего меня поражает, что некоторые коллеги вызывают жгучую ненависть у болельщиков. Лично меня раздражает всего пара человек, но не настолько, чтобы выключить звук телевизора. Я их спокойно слушаю, но на выводы не обращаю внимания и изложенные ими факты стараюсь перепроверять – вот и всё. Если честно, я считаю, что мы, комментаторы, всего лишь обслуживающий персонал. Вроде официантов. Ведь редко бывает, что после ресторана вы обсуждаете официантов, а не качество еды. Разве что официант лихо нахамил.

Комментатор должен владеть базовыми умениями – хорошо поставленная речь, приятный тембр голоса (лично у меня эта опция, к сожалению, отсутствует), знание предмета, осведомлённость в нюансах статистики и хорошее знание правил. А остальное – область свободного творчества.

В начале этого года я подумал о том, что в мировой литературе и кино встречаются представители практически любых профессий, а вот комментаторов не припомню. Даже парфюмеры могут гордиться тем, что делегировали персонажа, ставшего именем нарицательным. Комментаторов, конечно, меньше парфюмеров, но ведь и мы тоже люди. Поэтому я задал себе задачку – написать что-нибудь про нашу профессию. В творчестве, как и в спорте, необходим вызов. Иногда бросаешь его сам себе. Сочинилась антиутопия «Земля комментаторов». Мой большой друг Дмитрий Иванов (бывший генеральный директор «Динамо») обладает отменным вкусом, поэтому я попросил его критически изучить написанное. Он посоветовал изменить концовку, что я и сделал. Текст я разбил на три части, буду выкладывать с понедельника. Предупреждаю, в первой части о футболе и хоккее практически ничего (кстати, довольно депрессивное начало), а вот потом…

И напоследок хочу вас развлечь… Поскольку сейчас модны всякие рейтинги, классификации и списки (под редакцией Умберто Эко даже вышла книга на эту тему), я решил описать семь смертных грехов нашего ремесла.

1) Недоброжелательность. Если комментатор зол на весь мир и садится к микрофону, то это катастрофа. Он никогда не скажет, как здорово сыграл нападающий, забивший мяч. Он отметит ошибки вратаря и защиты. Критическое всегда превалирует в его репортаже. Впрочем, среди зрителей много озлобленных, и им такой комментарий придётся по душе.

2) Зависть. Не секрет, что за последние годы зарплаты игроков увеличились в разы. Скудные зарплаты комментаторов остались прежними. Вы стали замечать, что комментаторы всё чаще и чаще попрекают игроков их заработками? Как вы думаете, это из-за обострённого чувства справедливости?

3) Двуличие. Малозаметный изъян, но, поверьте, интуитивно мы все его ощущаем. Комментатор заливается золотохвостым соловьём по поводу достоинств игрока, тренера, команды, качества игры и т.п., а потом выходит в перерыве из своей кабины и выплёскивает по тому же адресу ушат словесных помоев в беседе с товарищами. Можно сфальшивить разок, но когда это становится системой, то человек деквалифицируется.

4) Страх. Чем дальше, тем больше карьера комментатора на любом канале зависит от звонков сверху. Или сбоку. Ну, в общем, от звонков. В 90-е годы было полегче – власть ослабила свою железную хватку. Да чего уж там, совсем отпустила. И именно 90-е дали самых талантливых в нашей профессии! А в 96-м случилось эксклюзивное событие – на НТВ-ПЛЮС состоялся первый конкурс комментаторов, благодаря которому мы слышим Розанова, Журавеля, Батурина, Казакова, Трушечкина, Гараненко. Славные были времена! Не подумайте, что нами сейчас легко манипулируют и дают идеологические установки на каждый матч. Нет, но ведь ежедневный контроль и не нужен. Людям необходимо лишь намекнуть… Знаменитый чешский режиссёр Милош Форман как-то сказал замечательную фразу: «Сама по себе цензура не такое страшное зло. Самое страшное – это то, что цензура порождает, – самоцензура». Я переформулирую: самое неприятное не отстранение от эфира, самое неприятное – это знать, что ты можешь быть от него отстранён не из-за профессиональных ошибок. А, к примеру, просто потому, что кто-то считает тебя нефартовым.

5) Неестественная эмоциональность. Если раньше спорт пытались определять эстетическими и даже интеллектуальными категориями, то сейчас нужны в основном эмоции. В особенности на Олимпиадах, чемпионатах мира и Европы, когда аудитория пополняется большой группой не шибко разбирающихся в нюансах товарищей. Да ещё и патриотично настроенных товарищей. Если так дальше пойдёт, то мыслящие люди совсем перестанут болеть за Россию – не захотят растворяться в орущей массе. Я всё-таки считаю, что комментатор не должен обращаться к низменным инстинктам. В Латинской Америке, в Италии люди экспансивны – там уместно орать, а Россия северная страна. Мы более сдержанные. Впрочем, у многих подобный комментарий находит отклик.

6) Запрограммированность оценки. Я не хочу рассматривать вопиющие случаи ангажированности – из-за боления за любимый клуб детства, из-за денег или из-за простой человеческой симпатии к боссу, тренеру или игроку какого-либо клуба. Это слишком просто. Бывает, что комментатор сделал прогноз на матч и потом всячески пытается его объяснить, оправдать в комментарии, если он не сбывается. Причём, самое смешное, что он мог дать прогноз не на своём канале, а в другом СМИ, которое, может, никто и не знает, но поскольку гордыня не позволяет признать свою ошибку, комментатор будет оправдывать свой выбор перед совершенно другой аудиторией. Не прямо, конечно, оправдывать, но объективного взгляда на происходящее уже не будет. Бывает, что комментатор сделал ставку на матч в букмекерской конторе и потом начинает её (опять-таки исключительно самому себе) объяснять. А бывает, что комментатор нафантазировал себе сценарий матча (да ещё, не дай Бог, поделился своими соображениями в начале репортажа), а ход игры его посрамил. И вот тут-то комментатор начнёт разжёвывать зрителю, как игра нелогична и что на самом деле всё должно быть по-другому. Частенько этот грех присущ коллегам на патриотических каналах. Они расхваливают шансы российской стороны, а король остаётся голым. Вывод: к микрофону надо садиться с чистым, незашоренным разумом.

7) Скука. В фильме «Семь» Джон Доу в самом конце признаётся в своём главном грехе. Я поступлю точно так же. Наверное, каждый комментатор иногда испытывал это чувство, нажимая эфирную кнопку. Нет ни желания, ни эмоций, ни интереса. Причём безотносительно качества игры и статуса матча. Футбол, хоккей – всё кажется опостылевшим, рутинным. Полное отсутствие вовлечённости в происходящее. Пятнадцать лет совместной семейной жизни, и что, каждый вечер приходить с цветами и улыбаться? Если с остальными грехами примерно понятно, как сладить, то с этим… С этим каждый справляется, как может. И общие рецепты исключены.

Очередь сериала Sports.ru о хоккейных комментаторах дошла до Дмитрия Федорова, работающего на спортивном телевидении с середины 90-х. В обстоятельном интервью он рассказал о разнице между российскими и заокеанскими журналистами и цензуре, вспомнил о ссоре Валерием Белоусовым и согласился с Доном Черри.

О конформизме, критике Быкова и российских СМИ

Год назад вы написали материал «Семь грехов комментатора». Вам не хотелось бы сейчас внести какие-то коррективы, добавить или убрать что-то в этот список?

– Есть какие-то другие мелкие прегрешения, но те 7 пунктов я бы оставил. С моей точки зрения, конформизм – самый серьезный грех, но сейчас комментатор должен быть конформистом, если хочет выжить. Мы существуем в эпоху, когда различные крупные корпорации, чиновники давят на прессу. И если ты будешь резать правду-матку, тебя оставят без работы. И изменился болельщик. Я специально заглянул в комментарии к интервью Андрея Сухотина, который проводит расследование в «Новой газете» по делу Прядкина. Преобладающая линия обсуждения там – это заказ или нет. То есть болельщики прониклись мыслью, что поиска правды нет, есть только чьи-то интересы. И зачем же быть правдорубом, когда истина обществу не нужна? Для меня конформизм комментатора и журналиста – это грех, а с точки зрения сегодняшних реалий – это норма.

Я неслучайно спросил про грехи комментаторов, так как вспоминал о них во время просмотра матчей чемпионата мира, где некоторые ваши коллеги не всегда контролировали эмоции. Это допустимо для работников центрального канала?

– Думаю, что комментатор должен быть объективен. Он может высказаться по какой-то теме, но ему не нужно несколько раз возвращаться к одному и тому же, чтобы раздавить, расплющить оппонента, тренера, которому он не симпатизирует. Не обязательно перегибать палку, как это делалось многими в отношении Быкова и Захаркина. Если они действительно такие несостоятельные специалисты, то не надо по 10 раз объяснять это болельщикам.

А как вы относитесь к тому, что некоторые комментаторы сначала жестко критикуют команду и тренеров, критикуя ее после неудачных матчей, а потом вдруг забывают о своих словах после побед? Это к вопросу о двуличности.

– Я предпочитаю критиковать перед началом крупных турниров, а после поражений ругать может любой. Я наоборот после неудач, когда эмоции выплескивают и дилетанты, и профессионалы, и болельщики, стараюсь занимать примиряющую позицию. Нужно посмотреть на достижения тренеров, сказать им спасибо и попрощаться. Ницше говорил: «Подтолкни падающего». Но подталкивающий сам оказывается в неустойчивом положении. Следующим падающим будет он, подтолкнут его.

Тренеры сборной России, да и хоккеисты после чемпионата мира жаловались на отношение к ним со стороны прессы и даже говорили, что СМИ отчасти виноваты в неудаче команды. В этих словах есть какая-то доля истины или это все отговорки?

– Хоккеистов не нужно слушать. Сегодня они говорят одно, завтра – другое. Они не могут дать нам реальной картины происходящего. Через 2-3 года они будут говорить совершенно противоположные вещи.

Мне кажется, что информационное пространство вокруг хоккея еще недостаточно насыщено. О хоккее мало говорят и пишут. Самая главная беда – нет ярких звезд среди журналистов. Точнее, журналисты, может, и неплохие, но недостаточно раскрученные. Я бы предложил руководству КХЛ каждую неделю отмечать лучший репортаж, лучшую статью и таким образом повышать статус журналиста в его редакции. Можно публиковать их материалы на официальном сайте лиги. Отсутствие «селебритис» среди хоккейных журналистов – серьезная проблема. Должны быть известные имена. Достаточно зайти на любой спортивный сайт, чтобы сравнить количество комментариев под футбольными и хоккейными новостями. Огромная разница! А в хоккее должна быть полемика, люди должны высказываться, желательно без хамства, но смело и остро. Этого пока мало. Когда хоккеисты и тренеры жалуются на прессу, они, на мой взгляд, лукавят.

Другое дело – в России нет профессиональных эталонов для хоккейных журналистов. Мы как-то с Сашей Хавановым беседовали об отличиях наших СМИ и американских. В Северной Америке журналисты пытаются найти причины побед и поражений, а в России пресса ищет героев и виноватых. Это сделать проще всего, а разобраться в причинах труднее. Для этого нужно разбирать игру. Евгений Набоков как-то назвал различия между иностранными и отечественными журналистами. Перед выставочным матчем СКА – «Каролина» наши газеты рассказали о том, как хоккеисты гуляли по улицам Санкт-Петербурга, что они увидели, а в Канаде разбирали бы тактические схемы, рассказывали о том, в какой хоккей играет «Каролина». И, по словам Набокова, люди не хотят разбираться в тонкостях игры, они хотят получить внешние впечатления, эмоции. Так оно и есть. Должна быть глубина, должны быть факты и статистика, на которых базируется анализ. У нас же часто люди выступают со своим субъективным мнением, не подкрепленным ничем. Согласен с тем, что у нас журналистика только развивается, но не соглашусь с Игорем Захаркиным, который назвал всех экспертов дилетантами. Тот же Саша Хаванов более 10 раз посмотрел матч Россия – Канада в Ванкувере и сделал профессиональный анализ. Захаркину не помешало бы посмотреть эту передачу.

О доверии, ТВЦ и работе над ошибками

В большом интервью для блога «Чего хотят женщины» (1 часть и 2 часть) вы уже рассказывали о том, как стали спортивным журналистом, попали на «НТВ-Плюс», но остановитесь поподробнее на том, как вы перешли от футбола к хоккею.

– Это был конец 1996-го. Владимир Гусинский тогда возглавлял МОСТ-банк, и он заинтересовался хоккеем. У него возникла идея приобрести клуб, но переговоры были проведены неправильно, и он к этой идее охладел. Однако Гусинский все равно приобрел эксклюзивные права на показ чемпионата России по хоккею для «НТВ-Плюс» и НТВ. Было много матчей, нужно было делать передачи, готовить трансляцию на основном канале раз в неделю. Анна Дмитриева попросила меня поучаствовать в этом проекте. Я сначала не хотел, но производственная необходимость для меня закон – и со временем мне стало интересно. А первый репортаж состоялся в августе 1998-го. Анна Владимировна считала, что я должен начинать комментировать, а тогдашний начальник отдела трансляций Аркадий Ратнер в меня не верил. Но Дмитриева настаивала, и я получил матч Кубка Спартака между «Звездами России» и Норвегией. Анна Владимировна решила, что будет много голов, будет, о чем рассказать. То есть отличная игра для стартового репортажа – не растеряюсь. «Звезды» победили, в матче было заброшено 14 шайб, а я, помнится, разбирал игровой нюанс, почему Малахов принял шайбу не коньком, а перчаткой, за что меня потом похвалил Ратнер. Дмитриева посоветовала записать на память тот репортаж, но я совершенно не интересуюсь своим творчеством. У меня дома нет ни одного моей статьи, передачи, даже книжек собственных дома нет. Потом меня стали потихоньку привлекать к репортажам, но конкуренция была высокой. Поэтому на «плюсе» я комментировал немного. А с Ратнером недавно встретился на похоронах Маслаченко, и он сказал добрые слова о моей работе, сказал, что я профессионально вырос. Было приятно. Обиды на него за то, что раньше не доверял, никакой.

Вы сказали, что не интересуетесь своим творчеством. То есть работу над собственными ошибками не ведете? Матчи не пересматриваете?

– Свою работу, конечно, нужно анализировать, и это непрофессионально с моей стороны, что я не пересматриваю свои репортажи. Но свои ошибки постфактум я осознаю. На следующий день после репортажа память выдает, где я был не прав, в чем ошибся, где не обратил внимание на важную деталь. Анализ идет, но я никогда не просматриваю свои передачи.

Александр Ткачев сказал, что комментатор не должен быть пряником и нравиться всем. Вы как относитесь к критике со стороны зрителей и болельщиков?

– Я не читаю отзывы, но не потому, что не уважаю болельщиков. Я расстраиваюсь, если читаю о себе резкие, злые слова. Свои ошибки я знаю сам, а если прочитаю эмоциональное мнение болельщика, то могу огорчиться. Меня огорчает недоброжелательность, а это настроение, доминирующее в интернете. В то же время, считаю, важно знать точку зрения коллег, тренеров. Но те, кто говорят, что им мнение болельщиков не интересно в принципе, – лукавят. Как правило, это комментаторы, которые нелюбимы интернет-сообществами.

Вы некоторое время работали на телеканале ТВЦ. Расскажите об этом периоде.

– На ТВЦ я стал комментатором в полной мере. На «Плюсе» я пробовал комментировать, но для выхода на новый уровень нужно работать у микрофона регулярно. Есть, конечно, люди, которых можно назвать прирожденными комментаторами. Вроде Розанова и Андронова. Они начали вести репортажи, и у них все сразу получилось. Мне же было необходима практика, которую я получил на ТВЦ. Сергей Ческидов мне доверял. Он очень сложный человек, и почти со всеми, с кем работал, рассорился. Скверный характер. Он мог дать новому человеку карт-бланш, а потом начинал ревновать к его успехам. И из-за этого Ческидов со всеми поругался. Но ничего плохого говорить о нем не буду, ведь он дал мне возможность стать комментатором. Я поработал на взрослом, молодежном, юниорском первенствах мира. Другое дело – мне часто не везло перед топовыми матчами. Я всегда заболевал перед финалами, и репортажи получались не лучшими в карьере.

Есть ли какие-то отличия в работе на кабельном канале «НТВ-Плюс», аудитория которого чаще всего разбирается в спорте, и на федеральном ТВЦ, который смотрят в основном домохозяйки?

– Для меня нет. Я уверен, аудитория примерно одна и та же. У меня не было какой-то особой установки ни на ТВЦ, ни на седьмом канале, ни на «Плюсе». Я всегда работал одинаково. По-моему, комментатор должен соблюдать некие базовые принципы где бы он ни работал – то есть сообщать, на каком месте находятся команды в турнирной таблице, рассказывать об интересных фактах. В репортаже должно быть все сопутствующее данному матчу, ведь даже следящий за спортом человек мог куда-то отлучиться на пару дней, не читать последних новостей. Нет разницы в том, для кого ты комментируешь – для домохозяек или профессионалов. В свое время очень интересную характеристику дал Леонид Вайсфельд . Он сказал, что для него лучший комментатор это Андрей Голованов. В дебри он не лезет, но все необходимые цифры сообщает. И я во многом солидарен с этой оценкой.

О цензуре, будущем спортивной журналистики и мебели Белоусова

А что насчет цензуры? Например, комментатор из Ярославля Александр Саханов говорил, что в регионах ее нет, а, вспоминая случай с Алексеем Дементьевым, можно сделать вывод, что любое неосторожное высказывание может привести к проблемам.

– Официально цензуры нет нигде. Но самоцензура сейчас на высочайшем уровне. На любом канале. Когда-то Милош Форман сказал замечательную вещь, цитирую по памяти: «Цензура сама по себе не страшна. Страшнее то, что она порождает самоцензуру». А когда человек понимает, что определенные команды нельзя критиковать, некоторых людей нельзя трогать, то это плохо. Сейчас люди понимают, что их могут уволить, отстранить от эфира за определенные высказывания. И в этом смысле «НТВ-Плюс» ничем не отличается от других каналов. Но в хоккее свободы значительно больше, чем в футбольной журналистике, – поверьте, я знаю, о чем говорю. Пока свободы больше…

Александр Ткачев рассказывал, что у него был конфликт с главным тренером сборной России Вячеславом Быковым. А у вас за время работы тележурналистом были какие-то проблемы из-за слов, сказанных в репортаже?

– Конфликтов было довольно много. В конце 90-х в репортаже сказал теплые слова в адрес Валерия Белоусова, отметив, что он наверняка когда-нибудь возглавит сборную России, что у многих существовало предубеждение, и его называли мебелью при команде, а он на самом деле умело управляет игроками. После матча, который «Металлург» проиграл в Воскресенске, Белоусов рассердился на меня, сказал, что его обидели слова «мебель при команде». Меня возмутила такая реакция, и в следующем эфире я извинился, сказав, что «прошу прощения за то, что считал Белоусова не мебелью при команде». Получилось жестко, но тренер в той ситуации был категорически неправ. Потом, через полгода мы где-то встретились, пожали друг другу руки, и с тех пор проблем не было.

С Александром Стеблиным была история. Я на ТВЦ устроил дебаты в прямом эфире перед выборами президента ФХР. Считаю, что это был прорыв. На прямой эфир пришли Стеблин, Безруков, а Иванюженков не пришел. Там было интерактивное голосование, и почему-то многие выбирали именно Иванюженкова, причем с большим преимуществом. И на следующий день одна из газет, которая, на мой взгляд, занималась антистеблинским PR-ом, опубликовала эти данные, указав, что Иванюженков победил. Через некоторое время я звоню Стеблину по какому-то вопросу, а он начал на меня орать, мол, не будет со мной разговаривать, что я подлец. У нас с ними были рабочие отношения: я его критиковал, но он никогда не обижался. Потом мы увиделись на хоккее, так он на меня чуть с кулаками не полез. Окружающие – в шоке. Кто-то ему сказал, что этот эфир был проплачен. Мне было обидно, так как я задавал острые вопросы и ему, и Безрукову, а про Иванюженкова рассказал, по каким причинам его в Штаты не пускают. В передаче всем досталось. Но сейчас мы нормально общаемся со Стеблиным. В хоккее есть только один человек – не буду называть его фамилию, – которому я никогда не пожму руку. Его я считаю негодяем. Мы договорились с руководством КХЛ, что я больше никогда не упомяну его фамилию. От греха подальше. Но, думаю, со временем его сама жизнь выкинет за пределы спорта. Потому что он мразь. Или меня выкинут из хоккея, что тоже не исключено (смеется).

Тот же Ткачев говорил о «несколько своеобразном отношении руководителей к журналистам и телевидению». Вы с ним согласны?

– С большинством спортивных руководителей у меня хорошие отношения, но, возможно, Саша говорил о следующем… К прессе, как к инструменту управления, отношение несерьезное. Если тебя критикуют, то сразу считается, что это чей-то заказ. За рубежом пресса – это средство маркетинга, она рассказывает о клубе, повышая его социальную и бизнес значимость, привлекая болельщиков. Зачем существует пресса в России, объективно говоря, не понятно. Бизнеса никакого нет, чиновники от прессы не зависят. Журналисты не могут повлиять на жизнедеятельность клуба. Это какой-то придаток, анахронизм. Я думаю, постепенно рынок независимых, ну или относительно независимых спортивных СМИ будет сужаться, и через лет 10-15 профессии «спортивный журналист» уже не будет. Будет профессия «спортивный пиарщик». Журналистов, которые будут объективно рассказывать о жизни клубов, уже не будет.

Не будет спроса или никто не захочет заниматься правдоискательством?

– Им не на что будет существовать. Сейчас человек, который пишет остро, ставит какие-то проблемы, может заработать всего в нескольких СМИ – пара газет, сайтов, телеканалов и журналов. Насколько мне известно, у многих из них дела идут сейчас не лучшим образом. Зарплаты журналистов ничтожны. Такой аналитик просто не может заработать на жизнь. А спортивный пиарщик, который работает на организацию, корпорацию может получать приличные деньги, хорошо обеспечивать семью. Сама жизнь ликвидирует профессию «спортивный журналист». Не думаю, что это произойдет за границей, но в России это случится в ближайшие 10 лет. Такие проекты, как Сочи-2014, футбольный ЧМ-2018 и хоккейный ЧМ-2016, все решат. После 2018 года независимой спортивной журналистики в России не будет. В ближайшие годы создадут серьезные порталы, которые будут контролироваться государством. Их главной задачей станет пропаганда предстоящих мероприятий как социальных, имиджевых проектов. Туда будут инвестированы гигантские деньги, и стоящим журналистам предложат там вакансии, адекватные зарплаты. Но всякая критическая деятельность будет невозможна, иначе – увольнение. Вот и все. И не нужно никакой цензуры. Критичность будет существовать на форумах, в болельщицкой среде, но независимого журналиста больше не будет. Только если он не зарабатывает деньги каким-то другим способом.

О солидарности с Доном Черри, штампах Твалтвадзе и работе по картинке

Канадский телекомментатор Дон Черри сказал недавно, что он специально не дружит с игроками, чтобы оставаться объективным и критиковать всех, кого хочется. Как вы относитесь к этому заявлению?

– Точно также говорил Лев Филатов, который не общался с футбольными людьми, чтобы сохранять объективность. Я не считаю себя профессиональным журналистом, я не заканчивал МГУ, и для меня моя работа – это хобби. Поэтому если человек мне симпатичен, если жизнь меня с ним свела, то я дружу. Да, я необъективен в отношении к нему, да, я пристрастен. Поэтому у меня хватает товарищей в футболе и хоккее, я не скрываю. Дон Черри – яркий специалист, который разбирается в хоккее. Я не так здорово знаю эту игру, поэтому общаюсь с теми, кто понимает хоккей и получаю от них взгляд изнутри. Он помогает мне разобраться, что такое игра, что чувствуют люди в той или иной игровой ситуации, и это повышает мой профессионализм. У меня есть очень серьезные претензии к современной, молодой журналистике, к тем, кому чуть за двадцать. Они судят о спорте исключительно по данным, полученным из интернета и «ящика», мало общаясь с реальными людьми. Поэтому они не могут расставить акценты верно, и их взгляд поверхностен. Журналисты прошлого, которые лучше разбирались в игре, общались с тренерами, понимали глубину хоккея, не могли позволить себе то, что сейчас позволяют себе многие авторы. Чтобы это не оказалось брюзжанием, я такой образ предложу. Сегодняшняя журналистика – это журналистика тех, кто играл в PlayStation и не общался с реальными спортсменами. Возвращаясь к мысли Дона Черри, скажу, что в последние пару лет ограничил свое общение с хоккейными людьми, чтобы оставаться более независимым. Так что, в какой-то мере солидаризировался с ним (смеется).

– Наверное, о ком-то я не скажу жестких слов, которые они заслуживают. Но в последнее время я стремлюсь к тому, чтобы моя критика вообще не была зубодробительной. То, что я мог позволить себе 10 лет назад, я уже не позволяю сейчас. Недавно мы общались с Юрой Розановым, и я сказал ему, что у него удивительное умение не говорить обидные слова в адрес спортсменов. И он заметил: «Наверное, потому, что я очень-очень люблю спорт». И я прихожу к пониманию того, что нужно любить спорт и искать в нем лучшее, а не акцентировать внимание на минусах. Это мой критерий оценки. Вот пример. Была комбинация, была заброшенная шайба. Можно критиковать вратаря и рассказывать об ошибках обороны, а я лучше скажу, как здорово сыграл атакующий. Если он, конечно, на самом деле сыграл здорово. Приукрашивать не стану.

Напоследок – традиционный вопрос про курьезный случай во время эфира. Были такие?

– Это было в октябре 2009 года. Я в своей день рождения готовлюсь к репортажу, матч у меня замечательный «Вашингтон» – «Рейнджерс». Начало сезона, энтузиазм, приапова эрекция на работу. Думаю, это будет лучший репортаж в моей жизни. Приезжаю в Останкино, распечатываю составы, иду в студию и налаживаю интернет. И вдруг краем глаза замечаю, что в центральном круге вбрасывания на мониторе эмблема «Филадельфии».

И?

– Я в день рождения не пью, но в ту секунду я почувствовал себя, точно алкаш-профессионал, погружающийся в беспокойство белой горячки. Не верю собственным глазам, потом кричу техническим работникам – мол, найдите нужный матч. А мне отвечают: «Все, мы в эфире». Компьютер не работает, составов нет, к репортажу не готовился. В общем, день рождения – грустный праздник. Лучшего репортажа в жизни не получилось, но, надеюсь, худшим он тоже не был – игра «Фили» с «Питтсбургом» получилась славная, девять голов. А утром выяснилось, что из-за океана пришло сообщение о замене матча. Но пришло в полночь, и поэтому никто о нем не знал.

А вам больше нравится комментировать по монитору или со стадиона?

– Я знаю людей, которым нравится комментировать под картинку. Но у меня есть серьезная проблема – я знаю, что отвратительно комментирую под картинку. Мне легче вести репортаж со стадиона. Я зашел как-то к нашему начальнику отдела трансляций и сказал, что поеду куда угодно – лишь бы комментировать со стадиона. Я со стадиона комментирую бодро, весело, с энтузиазмом, а под картинку получается, что называется, через раз. Если матчи НХЛ комментировать легко даже с экрана, то в трансляциях из некоторых российских городов не видно номера игроков, даже шайба подчас не заметна. Все время приходится применять какие-то расплывчатые формулировки, и репортаж получается неполноценным. Мне все равно, где находится комментаторская будка на стадионе, комфортно там или нет. Это в любом случае лучше, чем работать из Останкино.

Кто, по-вашему, сейчас лучший хоккейный комментатор России?

– У меня нет однозначного ответа, нет явной иерархии. Я бы не сказал, кто лучший, кто второй, кто третий. Мне очень нравится Миша Мельников. У нас на «Плюсе» прибавили молодые – Андрей Юртаев, Олег Мосалев. Сейчас в России много комментаторов, работающих здорово. Откровенно слабых я не вижу в своем цеху. Знаю, многие в интернете критикуют Гришу Твалтвадзе, но его работа не вызывает у меня отторжения. Когда он комментировал футбол, было очевидно, что он не готовился к репортажам, но хоккей ему нравится, он получает от него удовольствие. Его винтажные словесные штампы – это персональная фишка, к ним нужно относиться с иронией. Впрочем, к нам, комментаторам, вообще следует относиться с иронией, и многие наши слова не следует воспринимать всерьез.

Один из самых известных хоккейных тележурналистов – о том, почему никогда не будет работать на «Формуле 1», чем опасна долгая подготовка к репортажу, аресте на футбольном матче, знакомстве с Александром Овечкиным, о моде и о многом другом.

«На коньки встал в 29 лет»

- Дмитрий, фраза «профессия меня нашла» - про вас?

То, что я стал тележурналистом, - стечение обстоятельств. 90-е – авантюрные годы. С одной стороны, найти свое место в жизни было очень тяжело, с другой – ты мог прийти с улицы и без всяких связей и знакомств получить хорошую и интересную работу с перспективой развития. Сейчас, мне кажется, это невозможно. В 1994 году активно стал развиваться канал НТВ. Сначала на него попал мой друг Василий Уткин, а через месяц – я. Василий поговорил с руководством и позвал меня делать «Футбольный клуб». Хоккейная программа на НТВ тоже была, но ей занимался Евгений Майоров с Дмитрием Рыжковым. Я перешел на хоккей с осени 1996-го, когда запустился канал НТВ-Плюс.

- То есть, изначально был все-таки футбол.

В детстве я одинаково интересовался и тем, и другим, да и сейчас тоже не могу сказать, что люблю больше. На футбол впервые попал в 1980-м, на матч Олимпийского турнира в Киеве. На хоккей – в 1982-м. Первый матч – «Спартак» - «Торпедо» (Горький). Торпедовцы тогда были довольно сильны, но в той игре уступили вчистую – 0:7. В 1996 году созрела необходимость делать несколько хоккейных проектов, и тогдашний директор спортивных программ НТВ Анна Дмитриева сказала: «Давай».

- Сами занимались в детстве каким-нибудь спортом?

До 14 лет ходил в футбольную школу «Союз» в Лужниках. Если говорить о хоккее, то тут все сложнее. На коньки встал только в 29 лет и с грехом пополам научился кататься. Кстати, с этим связан любопытный случай. Я пришел на тренировку, на площадке каталась довольно разношерстная компания. В ней был известный агент Геннадий Ушаков, который привел с собой 15-летнего мальчишку. И сказал мне, что это будущая звезда - Саша Овечкин. Решили сыграть, меня, как «хоккейного инвалида», чтобы подравнять силы, поставили в звено к нему и еще одному парню из «Крыльев Советов». Саша трогательно и очень вежливо спрашивал: «А под какую руку вам лучше отдавать?» Я отвечал в том смысле, что под какую ни отдавай – все равно бесполезно, и можно на «ты», я не такой старый.

Добавлю, что сейчас активно занимаюсь бегом, работаю на тренажерах. Относительно прошлого года – минус 10 килограммов. Считаю, что комментатор должен быть примером для аудитории. Если я кого-то покритиковал за плохую форму, то сам должен выглядеть соответствующим образом. Я пробежал полумарафон, был записан на Московский марафон, но из-за работы не смог в нем поучаствовать. Сейчас для меня очень важно заниматься спортом, если не каждый день, то хотя бы часов шесть-семь в неделю.

«Комментировал регби, но быстро отказался»

- Помните первый хоккейный репортаж?

Конечно. Сначала, придя на НТВ, я был исключительно журналистом, делал сюжеты. Но Анна Дмитриева сказала, что я должен попробовать себя в качестве ведущего, а потом и комментатора. Так что вскоре я стал вести хоккейные передачи. Если кто-то помнит, была такая программа, называлась «Дистанция 60». До этого иногда вел «Футбольный клуб», подменял Уткина. Первый мой хоккейный матч – Сборная Звезд – Сборная Норвегии на Кубке «Спартака» 1998 года. Дали мне его специально. Голов будет много, найдется, о чем поговорить. После дебюта меня все похвалили, стал комментировать регулярно. Но на НТВ-Плюс было мало матчей, а комментатор растет только тогда, когда работает много. В 2000-году я ушел на канал ТВЦ и уже там понял, что могу чего-то добиться. Не скажу, что скоро почувствовал себя корифеем. Очень долго мне не давалась эта профессия. Убежден, что комментатор может искать себя не два и не три года, а гораздо дольше.

- Долго готовились к репортажам?

Евгений Майоров посоветовал когда-то, что надо написать 3-4 предложения вступления. Я эту его рекомендацию всегда повторяю начинающим комментаторам. Если ты сбился в самом начале, потом это будет давить на тебя. Не сможешь раскрепоститься и, скорее всего, ждет фиаско. А если прочитал эти предложения, почувствовал уверенность, понял, что звучишь в эфире, - будет легче. Вообще, ты можешь очень много напланировать, представить, как будет развиваться игра, и оказаться в плену собственной подготовки. Тот же Евгений Майоров, говорил: «Если ты готовишься к репортажу два часа, то, наверное, это не твоя профессия».

- При соответствующей подготовке сможете прокомментировать экзотические виды спорта?

Не хотелось бы. Работа должна приносить удовольствие. А если ты не знаешь вида спорта, то чувствуешь себя некомфортно. А поскольку я по натуре – перфекционист и максималист, то буду ощущать себя в эфире ущербным. Приходилось комментировать регби, и я чувствовал, что глубоко в нем не разбираюсь. Слушал профессионалов, что-то читал. Но как только появилась возможность отказаться – сделал это. Бывают виды спорта, в которых не разбираешься, но работать очень интересно. Например – хоккей с мячом. Я работал на чемпионате мира-2003, и впечатления остались незабываемые. Когда ты в паре с человеком, который является гуру этого вида спорта – получаешь совсем другой опыт. Я комментировал с Владимиром Янко и постигал бенди каждый день.

- А единоборства, автоспорт?

Нет, не мое. Только коллективные виды, спортивные игры.

- Есть комментатор из прошлого, которого вы слушали с наибольшим удовольствием?

Похожим ни на кого быть не хотел. Бывает так, что несколько лет подряд какой-то комментатор для меня является величиной. А потом – слушаю его равнодушно. Сейчас нет однозначно первого номера в хоккее и в футболе. Другое дело – в биатлоне.

А разве был раньше, если не брать времена Синявского и Озерова? Скажем, Владимир Перетурин и Владимир Маслаченко были примерно равны.

Мне всегда казалось, что Маслаченко выше. Перетурин не менялся в последние годы своей работы. Считал, что и так всего добился. А Маслаченко эволюционировал даже в преклонном по комментаторским меркам возрасте. Были люди, которые могли рассматриваться как первый и второй. А сейчас все очень размыто. Много хороших комментаторов, и нет человека, который однозначно бы выделялся. В последние пару лет мне очень нравится, как работает Костя Генич. Это мой фаворит.

«По количеству претензий от болельщиков – я на твердом первом месте»

- Бывало ли так, что на ваши репортажи обижались?

Очень много раз. Мне говорили, что по количеству претензий, которые приходили от болельщиков, я уверенно удерживаю первое место среди всех комментаторов. Иногда и из клубов звонили. Но в то же время не сказал бы, что эти претензии были глобальными, типа «уберите его из эфира». Не нравились отдельные слова, замечания, шутки. Понимаю, что иногда перегибаю палку. Но это происходит потому, что я отношусь максимально иронично к самому себе. Обидеть меня невозможно. Или для этого нужно совершить что-то невероятное. Но не у каждого есть самоирония, есть люди весьма обидчивые. Звонят, говорят: «Как же можно было так сказать на всю страну»? А мне кажется, что ничего обидного я не сказал. Спорт – это конфликтная среда, в которой ты неизбежно кого-то задеваешь. Главное – у меня нет никакого предубеждения к людям. Я могу быть не прав. Но это только из-за того, что мы работаем в прямом эфире, оцениваем сложные и неоднозначные эпизоды. Мы не обладаем всей полнотой информации о том, что происходит на льду и за его пределами. У любого медика бывают летальные исходы, это неизбежно. И у любого комментатора бывают оплошности: неправильно сказанные слова, неправильно сделанные акценты. Я, конечно, переживаю, но считаю, что это издержки профессии. И могу сказать, что со всеми хоккейными и футбольными людьми у меня либо рабочие, либо хорошие отношения. Есть только один человек, которому я ни при каких обстоятельствах не пожму руку. Я с ним не общаюсь, он не придет ко мне на программу. Если в журналистской профессии у тебя всего один недруг, значит, с остальными людьми ты контакты налаживать умеешь.

- Наверняка вам передавали претензии от болельщиков. Были запоминающиеся?

Было невероятно смешное письмо пару лет назад. Просто классика доносов. Во-первых, оно было идеально оформлено. Орфография, пунктуация – все на уровне. Мы всем офисом читали. В нем не было никакой иронии, все абсолютно серьезно. «Довожу до вашего сведения», и так далее… Претензии касались матча новокузнецкого «Металлурга» и «Адмирала». Все разделено по пунктам, один из которых звучал так: «Комментатор Дмитрий Федоров пожелал удачи новокузнецкому «Металлургу» на выезде так, как будто бы без удачи «Металлург» ничего выиграть не сможет». А в заключение была просьба отстранить меня от комментариев матчей «Металлурга» почему-то на два месяца и провести со мной «разъяснительные мероприятия». Именно так, во множественном числе. Что за мероприятия? Собеседование, порка? Но при этом не предлагалось оштрафовать. Кстати, матч шел в записи, мы подсчитали разницу во времени и выяснили, что человек смотрел его глубокой ночью, часа в три, а потом сел писать письмо. До сих пор оно где-то у меня лежит.

- А после матча не подходят разгоряченные фанаты с целью выяснить, почему вы обижаете их команду?

Был случай в позапрошлом сезоне после матча седьмого матча финала «Металлург» - «Лев». Я жутко устал, комментировал с температурой… Выхожу на улицу, почти все болельщики разошлись, но одна группа осталась. Говорю им: «Поздравляю с победой». И иду дальше. Вдруг слышу, один заявляет мне в след: «Когда нормально комментировать начнете»? Спокойно отвечаю: «А что не так?» - «Да все не так». – «Как же я смогу комментировать лучше, если вы не говорите, в чем конкретно претензии?». И тут он заявляет: «Да ладно. Можно с вами сфотографироваться?» И тут я не выдержал. «Вы, - говорю, - больной человек? Говорите, что все не нравится, а потом просите фотографироваться?» Потом подошли остальные, люди очень приятные, адекватные, все утряслось. Но для меня эта история симптоматична. Как правило, у людей, которые больше всех кричат и возмущаются, претензий почти нет. Им просто хочется пошуметь. Если человек говорит не вызывающе, не хамски, и у меня нет жесткого цейтнота, обязательно остановлюсь и попытаюсь ответить. И никогда не читаю, что пишут обо мне в Интернете. Потому что сам к себе отношусь критичней, чем те, кто пишет.

- А охрану никогда не приходилось просить?

В 1996 году мы с Василием Уткиным в «Футбольном клубе» несколько раз говорили, что во Владикавказе местный «Спартак» как-то уж очень по-домашнему судят. Васе начались звонки с угрозами домой. Причем говорили не с ним лично, а с мамой, что вообще – ниже плинтуса. Служба безопасности группы «Мост», которая владела НТВ, была второй по уровню после президентской. И когда Уткин позвонил туда и рассказал о звонках, нам на матч московского «Спартака» с владикавказским выделили машину и охрану. Здоровенные ребята в кожаных куртках все время за нами ходили. А потом случилось неожиданное. Полиция на секторе стала избивать болельщика, я отправил оператора все это снять, а его арестовали. Тогда на сектор пошел я, стал возмущаться. Арестовали и меня. Наши охранники не знали, что делать. С одной стороны – я в некоей опасности, с другой – не будут же они драться с полицией? Так и стояли в сторонке. Мы с Уткиным уже в подтрибунном помещении стали требовать у какого-то полковника предъявить удостоверение… Тот испугался, оператора тут же отпустили. Кстати, этот эпизод есть где-то на Ютубе.

«Не матерюсь в жизни, поэтому не боюсь случайностей в прямом эфире»

- Самый запоминающийся матч?

Их было много, но я всегда стараюсь настраиваться уже на следующую игру. Стараюсь концентрироваться на будущем. У меня дома нет ни одной записи передачи, репортажа, ни одной моей книги, статьи. Я, как тренер команды, не смотрю игру в записи, чтобы увидеть ошибки. Это, наверное, неправильно. Но у меня очень интересное свойство памяти. Если ошибся - она словно выдает распечатку на следующее утро. Главное – проанализировать природу ошибки – и выкинуть ее из головы.

- Тогда наверняка память сохранила самые курьезные случаи.

Однажды, комментируя футбол, я целый тайм называл Александра Кержакова Алексеем. Природу такой оплошности объяснить невозможно. Комментатор – человек под стрессом и от этого иногда совершает безумные детские ошибки. Самый курьезный случай был, когда в свой день рождения я должен был комментировать матч с участием «Нью-Йорк Рейнджерс». Серьезно подготовился, думал, что это будет лучший репортаж в жизни. Приехал, сел к монитору и вдруг вижу, что начинается игра «Филадельфия» - «Питтсбург». До старта – минут семь, компьютер подвис. Ни составов, ничего. Потом выяснилось, что письмо о замене матча пришло, но очень поздно. Такие случаи бывают у каждого комментатора. Например, нужно прямо сейчас сесть к микрофону, подменить кого-то. Однажды мне пришлось семь или восемь минут комментировать баскетбол.

Часто курьезы связаны с техникой. Комментатор думает, что разговаривает с коллегами или сам с собой, на самом деле – он в эфире.

Я не матерюсь в повседневной жизни, поэтому и в эфире от меня этих слов не услышишь. Понимаю, что техника несовершенна, и кое-что может пролезть в эфир. Так что забавный эпизод был лишь один. Во время одного из матчей не работала внутренняя связь, и я должен был общаться с ПТС по общему каналу. Все бы ничего, но только все забыли, что на сайте КХЛ в перерыве этот канал не отключался. Мой друг Роман Широков был со сборной где-то за границей, смотрел этот матч и потом прислал смс: «Ты прямо как Губерниев». Что-то я такое эмоциональное кричал коллегам.

- Самый длинный репортаж. Сколько пришлось говорить безостановочно?

Это был матч «Трактора» с «Ак Барсом» в плей-офф сезона 2011/12. Они тогда около минуты не дотянули до рекорда по продолжительности. Работал я один и в какой-то момент почувствовал, что совсем тяжело. Голос садится. Но потом – второй, третий овертайм – и все нормально.

«Мы смотрим самый интересный чемпионат»

Вернемся в настоящее. Насколько нынешний чемпионат отличается от предыдущих в плане зрелищности и непредсказуемости?

Мне он очень нравится. В передаче «Континентальный вечер» мы несколько раз говорили о том, что больше половины матчей завершается с разницей в одну шайбу. И это мы еще не считали те игры, в которых были голы в пустые ворота. А значит, и в них на протяжении почти всего времени сохранялся минимальный счет. Этот чемпионат дает зрелище, дает интригу. Раньше мы четко представляли себе, что в рамках одной лиги есть еще три: топ-клубы, середняки, максимум для которых – попадание в первый раунд плей-офф, и аутсайдеры. В этом чемпионате все подравнялось. Понаглее стали аутсайдеры, прибавили некоторые середняки, проблемы появились у топ-клубов. На мой взгляд, мы смотрим самый интересный чемпионат. Чемпионат, где практически нет авторитетов.

- Увидим ли мы что-нибудь новое хоккейное на Матч ТВ?

У меня есть задумка, и я очень хочу, чтобы ее поддержали все. Перед важными матчами в Москве хочу приглашать в студию главных тренеров команд и устраивать между ними своеобразную словесную битву. Понятно, что все предельно корректны, и никто не будет обещать порвать соперника на британский флаг. Но тренеры будут спорить, дискутировать. То есть, будет разогрев аудитории. Я знаю нескольких тренеров, которые наверняка согласятся поучаствовать. Мы должны привлекать больше внимания к хоккею. Важно получить поддержку не только болельщиков, но и профессионалов. Чтобы они знали: придя на канал, они столкнутся не с дилетантскими вопросами и дешевым пиаром, а с тем, что у них будут спрашивать разумные вещи. Профессионалы должны почувствовать, что это нужно не только нам, но и всей хоккейной индустрии. И чтобы у хоккейных специалистов стало модным приходить на канал. У меня были некоторые сомнения, подписывать ли контракт с Матч ТВ или нет. Какие конкретно – говорить не хотелось бы. Но за пару дней до запуска канала я впервые пришел на репетицию в новую студию и мне все невероятно понравилось. Отношение к людям, атмосфера, сама студия. Я в такой никогда в жизни не работал. И, выйдя оттуда, я уже знал, что подпишу контракт. И еще. Раньше никогда не уделялось столько внимания внешнему виду комментаторов. Года три назад мы, все комментаторы КХЛ-ТВ, решили, что будем приходить на эфиры в костюмах и в галстуках. Сами решили. А на Матч ТВ нас отправили к стилисту, там подобрали костюмы... Так что, надеюсь, мы будем и говорить интересно о хоккее, и выглядеть соответствующим образом.

- То есть, с бородой мы вас уже не увидим.

Я знаю, что она стала невероятно обсуждаемой, что для меня оказалось полной неожиданностью. Ведь я не планировал появляться в кадре в таком пещерном неандертальском виде. Однако перед плей-офф мне поручили вести передачу с Сергеем Гимаевым и Юрием Розановым. Сбривать бороду было бы уже неправильно. Но с другой стороны, как разовая акция – это нормально. Чтобы люди обсуждали, чтобы это привлекало внимание, чтобы тот или иной розыгрыш плей-офф ассоциировался с каким-то необычным внешним видом комментатора. В общем, я не жалею о бороде. Но на Матч ТВ, скорее всего, отращивать ее не буду.

На вас смотрят если не как на икону стиля, то как на человека, на которого в плане внешнего вида можно быть похожим.

Недавно открыл альбом фотографий начала 90-х. Как же убого мы одевались… Просто ужас. В последние два года я стал интересоваться модой, потому что понял: это очень важно. Ты должен завоевывать не только спортивную аудиторию, но и ту, которая спортом не увлекается. И должен выглядеть идеально.