На вопрос Очень нужен рассказ Зощенко "В бане".Кто-нибудь знает где его можно найти? заданный автором Николет Миронова лучший ответ это хорошая подборка книг на сайте шареман

Ответ от Невролог [гуру]
В библиотеке.

Ответ от Колосок [гуру]
Его нигде нет, но я подозреваю, что "Баня" и "В бане" одно и то же.

Ответ от Попросту [новичек]
Не одно и то же. В бане, это как старик пришел в баню с деньгами

Ответ от Ден Денисов [гуру]
Говорят, граждане, в Америке бани отличные.
Туда, например, гражданин придёт, скинет бельё в особый ящик и пойдёт себе мыться. Беспокоиться даже не будет - мол, кража или пропажа, номерка даже не возьмёт.
Ну, может, иной беспокойный американец и скажет банщику:
- Гуд бай, - дескать, - присмотри.
Только и всего.
Помоется этот американец, назад придёт, а ему чистое бельё подают - стираное и глаженое. Портянки небось белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!
А у нас бани тоже ничего. Но хуже. Хотя тоже мыться можно.
У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошёл в баню (не ехать же, думаю, в Америку), - дают два номерка. Один за бельё, другой за пальто с шапкой.
А голому человеку куда номерки деть? Прямо сказать - некуда. Карманов нету. Кругом - живот да ноги. Грех один с номерками. К бороде не привяжешь.
Ну, привязал я к ногам по номерку, чтоб не враз потерять. Вошёл в баню.
Номерки теперича по ногам хлопают. Ходить скучно. А ходить надо. Потому шайку надо. Без шайки какое же мытьё? Грех один.
Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трёх шайках моется. В одной стоит, в другой башку мылит, а третью левой рукой придерживает, чтоб не спёрли.
Потянул я третью шайку, хотел, между прочим, её себе взять, а гражданин не выпущает.
- Ты что ж это, - говорит, - чужие шайки воруешь? Как ляпну, - говорит, - тебе шайкой между глаз - не зарадуешься.
Я говорю:
- Не царский, - говорю, - режим шайками ляпать. Эгоизм, - говорю, - какой. Надо же, - говорю, - и другим помыться. Не в театре, - говорю.
А он задом повернулся и моется.
«Не стоять же, - думаю, - над его душой. Теперича, - думаю, - он нарочно три дня будет мыться».
Пошёл дальше.
Через час гляжу, какой-то дядя зазевался, выпустил из рук шайку. За мылом нагнулся или замечтался - не знаю. А только тую шайку я взял себе.
Теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться - какое же мытьё? Грех один.
Хорошо. Стою стоя, держу шайку в руке, моюсь.
А кругом-то, батюшки-светы, стирка самосильно идёт. Один штаны моет, другой подштанники трёт, третий ещё что-то крутит. Только, скажем, вымылся - опять грязный. Брызжут, дьяволы. И шум такой стоит от стирки - мыться неохота. Не слышишь, куда мыло трёшь. Грех один.
«Ну их, - думаю, - в болото. Дома домоюсь».
Иду в предбанник. Выдают на номер бельё. Гляжу - всё моё, штаны не мои.
- Граждане, - говорю. - На моих тут дырка была. А на этих эвон где.
А банщик говорит:
- Мы, - говорит, - за дырками не приставлены. Не в театре, - говорит.
Хорошо. Надеваю эти штаны, иду за пальто. Пальто не выдают - номерок требуют. А номерок на ноге забытый. Раздеваться надо. Снял штаны, ищу номерок - нету номерка. Верёвка тут, на ноге, а бумажки нет. Смылась бумажка.
Подаю банщику верёвку - не хочет.
- По верёвке, - говорит, - не выдаю. Это, - говорит, - каждый гражданин настрижёт верёвок - польт не напасёшься. Обожди, - говорит, - когда публика разойдётся - выдам, какое останется.
Я говорю:
- Братишечка, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же, - говорю. Выдай, - говорю, - по приметам. Один, - говорю, - карман рваный, другого нету. Что касаемо пуговиц, то, - говорю, - верхняя есть, нижних же не предвидится.
Всё-таки выдал. И верёвки не взял.
Оделся я, вышел на улицу. Вдруг вспомнил: мыло забыл.
Вернулся снова. В пальто не впущают.
- Раздевайтесь, - говорят.
Я говорю:
- Я, граждане, не могу в третий раз раздеваться. Не в театре, - говорю. Выдайте тогда хоть стоимость мыла.
Не дают.
Не дают - не надо. Пошёл без мыла.
Конечно, читатель может полюбопытствовать: какая, дескать, это баня? Где она? Адрес?
Какая баня? Обыкновенная. Которая в гривенник.

Не помню в каком классе, кажется, в девятом или десятом, нашла тоненькую книжицу, выпавшую из машины, что приезжает в школу в день сбора макулатуры. С тех пор у меня с этим писателем взаимная любовь, да и было прикуплено с тех пор два томика его рассказов, да плюс рассказы для детей.

Решила дать вам прочесть этот, про баню..)

МИХАИЛ ЗОЩЕНКО. БАНЯ
Говорят, граждане, в Америке бани отличные.
Туда, например, гражданин придёт, скинет бельё в особый ящик и пойдёт себе мыться. Беспокоиться даже не будет - мол, кража или пропажа, номерка даже не возьмёт.
Ну, может, иной беспокойный американец и скажет банщику:
- Гуд бай,- дескать,- присмотри.
Только и всего.
Помоется этот американец, назад придёт, а ему чистое бельё подают - стираное и глаженое. Портянки небось белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!
А у нас бани тоже ничего. Но хуже. Хотя тоже мыться можно.

У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошёл в баню (не ехать же, думаю, в Америку),- дают два номерка. Один за бельё, другой за пальто с шапкой.
А голому человеку куда номерки деть? Прямо сказать - некуда. Карманов нету. Кругом - живот да ноги. Грех один с номерками. К бороде не привяжешь.
Ну, привязал я к ногам по номерку, чтоб не враз потерять. Вошёл в баню.
Номерки теперича по ногам хлопают. Ходить скучно. А ходить надо. Потому шайку надо. Без шайки какое же мытьё? Грех один.
Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трёх шайках моется. В одной стоит, в другой башку мылит, а третью левой рукой придерживает, чтоб не спёрли.
Потянул я третью шайку, хотел, между прочим, её себе взять, а гражданин не выпущает.
- Ты что ж это,- говорит,- чужие шайки воруешь? Как ляпну,- говорит,- тебе шайкой между глаз - не зарадуешься.
Я говорю:
- Не царский,- говорю,- режим шайками ляпать. Эгоизм,- говорю,- какой. Надо же,- говорю,- и другим помыться. Не в театре,- говорю.
А он задом повернулся и моется.
«Не стоять же,- думаю,- над его душой. Теперича,- думаю,- он нарочно три дня будет мыться».
Пошёл дальше.
Через час гляжу, какой-то дядя зазевался, выпустил из рук шайку. За мылом нагнулся или замечтался - не знаю. А только тую шайку я взял себе.
Теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться - какое же мытьё? Грех один.
Хорошо. Стою стоя, держу шайку в руке, моюсь.
А кругом-то, батюшки-светы, стирка самосильно идёт. Один штаны моет, другой подштанники трёт, третий ещё что-то крутит. Только, скажем, вымылся - опять грязный. Брызжут, дьяволы. И шум такой стоит от стирки - мыться неохота. Не слышишь, куда мыло трёшь. Грех один.
«Ну их,- думаю,- в болото. Дома домоюсь».
Иду в предбанник. Выдают на номер бельё. Гляжу - всё моё, штаны не мои.
- Граждане,- говорю.- На моих тут дырка была. А на этих эвон где.
А банщик говорит:
- Мы,- говорит,- за дырками не приставлены. Не в театре,- говорит.
Хорошо. Надеваю эти штаны, иду за пальто. Пальто не выдают - номерок требуют. А номерок на ноге забытый. Раздеваться надо. Снял штаны, ищу номерок - нету номерка. Верёвка тут, на ноге, а бумажки нет. Смылась бумажка.
Подаю банщику верёвку - не хочет.
- По верёвке,- говорит,- не выдаю. Это,- говорит,- каждый гражданин настрижёт верёвок - польт не напасёшься. Обожди,- говорит,- когда публика разойдётся - выдам, какое останется.
Я говорю:
- Братишечка, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же,- говорю. Выдай,- говорю,- по приметам. Один,- говорю,- карман рваный, другого нету. Что касаемо пуговиц, то,- говорю,- верхняя есть, нижних же не предвидится.
Всё-таки выдал. И верёвки не взял.
Оделся я, вышел на улицу. Вдруг вспомнил: мыло забыл.
Вернулся снова. В пальто не впущают.
- Раздевайтесь,- говорят.
Я говорю:
- Я, граждане, не могу в третий раз раздеваться. Не в театре,- говорю. Выдайте тогда хоть стоимость мыла.
Не дают.
Не дают - не надо. Пошёл без мыла.
Конечно, читатель может полюбопытствовать: какая, дескать, это баня? Где она? Адрес?
Какая баня? Обыкновенная. Которая в гривенник.

Рассказ Михаила Зощенко "Баня"

Читает народный артист СССР Игорь Ильинский.

И́горь Влади́мирович Ильи́нский (11 (24) июля 1901-13 января 1987) - советский актёр, режиссёр театра и кино, мастер художественного слова (чтец). Народный артист СССР (1949). Член КПСС с 1960 года. Герой Социалистического Труда (1974). Лауреат трех Сталинских премий первой степени (1941, 1942, 1951).

Уже первые сатирические произведения Михаила Михайловича Зощенко свидетельствовали о том, что русская литература пополнилась новым именем писателя, не похожего ни на кого другого, со своим, особым взглядом на мир, общественную жизнь, мораль, культуру, человеческие взаимоотношения. Язык прозы Зощенко также не был похож на язык других писателей, работающих в жанре сатиры.

Михаи́л Миха́йлович Зо́щенко (28 июля (9 августа) 1895, Полтава - 22 июля 1958, Ленинград) - русский советский писатель.
Начиная с августа 1943 года, в период расцвета славы Зощенко, в литературном периодическом журнале «Октябрь» была начата публикация первых глав повести «Перед восходом солнца». В ней писатель пытался разобраться в своей меланхолии и неврастении, основываясь на учениях З. Фрейда и И. Павлова. 14 августа 1946 года появилось Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором подверглись жесточайшей критике редакции обоих журналов «за предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе». Журналу «Звезда» запрещалось в дальнейшем печатать произведения писателя, а журнал «Ленинград» был вообще закрыт. Вслед за Постановлением на Зощенко и А. Ахматову обрушился секретарь ЦК ВКП(б) А. Жданов. О повести «Перед восходом солнца» в своем докладе он говорил: «В этой повести Зощенко выворачивает наизнанку свою подлую и низкую душонку, делая это с наслаждением, со смакованием…» Этот доклад послужил сигналом к травле и исключению Зощенко из Союза Писателей СССР. В 1946-1953 он главным образом занимался переводческой деятельностью без права подписи переведённых работ, а также подрабатывал сапожником.
В июне 1953 Зощенко был вновь принят в Союз писателей. В последние годы жизни работал в журналах «Крокодил» и «Огонёк». После достижения пенсионного возраста и до самой смерти (с 1954 по 1958 годы) Зощенко было отказано в пенсии. Последние годы Зощенко проживал на даче в Сестрорецке. Похороны Зощенко на Литературных мостках Волковского кладбища, где хоронили писателей, не разрешили. Похоронен на Сестрорецком кладбище под Санкт-Петербургом.
В его последней квартире организован музей.
По произведениям М. М. Зощенко снято несколько художественных фильмов, в том числе знаменитая комедия Леонида Гайдая «Не может быть!» (1975) по рассказу и пьесам «Преступление и наказание», «Забавное приключение», «Свадебное происшествие».

Говорят, граждане, в Америке бани очень отличные.

Туда, например, гражданин придет, скинет белье в особый ящик и пойдет себе мыться. Беспокоиться даже не будет - мол, кража или пропажа, номерка даже не возьмет.

Ну, может, иной беспокойный американец и скажет банщику:

Гут бай, дескать, присмотри.

Только и всего.

Помоется этот американец, назад придет, а ему чистое белье подают - стиранное и глаженное. Портянки, небось, белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишько!

А у нас бани тоже ничего. Но хуже. Хотя тоже мыться можно.

У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошел в баню (не ехать же, думаю, в Америку), - дают два номерка. Один за белье, другой за пальто с шапкой.

А голому человеку куда номерки деть? Прямо сказать, некуда. Карманов нету. Кругом - живот да ноги. Грех один с номерками. К бороде не привяжешь.

Ну привязал я к ногам по номерку, чтоб не враз потерять. Вошел в баню.

Номерки теперича по ногам хлопают. Ходить скучно. А ходить надо. Потому шайку надо. Без шайки какое же мытье? Грех один.

Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трех шайках моется. В одной стоит, в другой башку мылит, а третью шайку левой рукой придерживает, чтоб не сперли.

Потянул я третью шайку, хотел, между прочим, ее себе взять, а гражданин не выпущает.

Ты что ж это, - говорит, - чужие шайки воруешь? Как ляпну, говорит, тебя шайкой между глаз - не зарадуешься.

Я говорю:

Не царский, говорю, режим шайками ляпать. Эгоизм, говорю, какой. Надо же, говорю, и другим помыться. Не в театре, говорю.

А он задом повернулся и моется.

«Не стоять же, - думаю, - над его душой. Теперича, думаю, он нарочно три дня будет мыться».

Через час гляжу, какой-то дядя зазевался, выпустил из рук шайку. За мылом нагнулся или замечтался - не знаю. А только тую шайку я взял себе.

Теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться - какое же мытье? Грех один.

Хорошо. Стою стоя, держу шайку в руке, моюсь.

А кругом-то, батюшки-светы, стирка самосильно идет. Один штаны моет, другой подштанники трет, третий еще что-то крутит. Только, скажем, вымылся - опять грязный. Брызжут, дьяволы. И шум такой стоит от стирки - мыться неохота. Не слышишь, куда мыло трешь. Грех один.

«Ну их, - думаю, - в болото. Дома домоюсь».

Иду в предбанник. Выдают на номер белье. Гляжу - все мое, штаны не мои.

Граждане, - говорю. - На моих тут дырка была. А на этих эвон где.

А банщик говорит:

Мы, говорит, за дырками не приставлены. Не в театре, говорит.

Хорошо. Надеваю эти штаны, иду за пальтом. Пальто не выдают - номерок требуют. А номерок на ноге забытый. Раздеваться надо. Снял штаны, ищу номерок - нету номерка. Веревка тут, на ноге, а бумажки нет. Смылась бумажка.

Подаю банщику веревку - не хочет.

По веревке, - говорит, - не выдаю. Это, говорит, каждый гражданин настрижет веревок - польт не напасешься. Обожди, говорит, когда публика разойдется - выдам, какое останется.

Я говорю:

Братишечка, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же, говорю. Выдай, говорю, по приметам. Один, говорю, карман рваный, другого нету. Что касаемо пуговиц, то, говорю, верхняя есть, нижних же не предвидится.

Все-таки выдал. И веревки не взял.

Оделся я, вышел на улицу. Вдруг вспомнил: мыло забыл.

Вернулся снова. В пальто не впущают.

Раздевайтесь, - говорят.

Я говорю:

Я, граждане, не могу в третий раз раздеваться. Не в театре, говорю. Выдайте тогда хоть стоимость мыла.

Не дают - не надо. Пошел без мыла. Конечно, читатель может полюбопытствовать: какая, дескать, это баня? Где она? Адрес?

Какая баня? Обыкновенная. Которая в гривенник.

Слышно, граждане, в Америке бани отличные.

Тама, скажем, гражданин придёт, скинет бельё в отдельный кивот и пойдёт себе мыться. Беспокоиться хотя (бы) безвыгодный будет - мол, кража или исчезновение, номерка даже если не возьмёт.
Положим, может, иной динамичный американец и скажет банщику:
- Гуд бай,- дескать,- присмотри.
Только и всего.
Помоется этот лошадь, назад придёт, а ему чистое бельё подают - стираное и глаженое. Портянки небось белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!
. Но хуже. Хотя тоже мыться как не быть возможность.
У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошел в баню (не ехать же, думаю, в Америку),- дают параша номерка. Один за бельё, другой потом пальто с шапкой.
А голому человеку куда номерки подевать? Напрямую сказать - некуда. Карманов нету. Куда ни плюнь - ливер да ноги. Грех один с номерками. К бороде малорентабельный привяжешь.
Ну, привязал я к ногам по номерку, чтоб малоблагоприятный враз потерять. Вошёл в баню.
Номерки теперича по мнению мнению ногам хлопают. Ходить скучно. А шлепать стоило бы. Потому шайку надо. Без участия шайки какое но мытьё? Грех Водан.
Ищу шайку. Гляжу, Водан гражданин в трёх шайках моется. В одной нужно, в прочий башку мылит, а третью левой рукой придерживает, чтоб недоходный спёрли.
Потянул я третью шайку, хотел, в центре прочим, её себе взять, а гражданин необразованный выпущает.
- Ты что ж это,- говорит,- чужие шайки воруешь? Т. е. ляпну,- говорит,- тебе шайкой среди шнифты - не зарадуешься.
Я говорю:
- Безграмотный монарший,- говорю,- режим шайками ляпать. Своекорыстие,- говорю,- экий. Надо же,- говорю,- и другим умыться. Далеко не в театре,- говорю.
А он спиной повернулся и моется.
«Не стоп же,- думаю,- по-над его душой. Теперича,- думаю,- спирт с открытыми глазами три дня будет мыться».
Трогай подальше.
Через час гляжу, какой-так верзила зазевался, выпустил из рук шайку. Выпадать на чью долю мылом нагнулся или замечтался - не знаю. А токмо тую шайку я взял себе.
Теперича и корпорация есть, а сесть негде. А стоя мыться - какое а помойка? Грех один.
Хорошо. Стою галерея, держу шайку в руке, моюсь.
А в обход-ведь, батюшки-светы, стирка самосильно ну что ж. Водан штаны моет, другой подштанники трёт, непричастный ещё что-то крутит. Только, аж бы, вымылся - опять грязный. Брызжут, дьяволы. И хрип разэтакий стоит от стирки - мыться калачом безграмотный заманишь. Не слышишь, куда мыло трёшь. Падение один.
«Ну их,- думаю,- в болото. У себя домоюсь».
Иду в предбанничек. Выдают на часть бельё. Гляжу - до сих пор моё, штаны безлюдный (=малолюдный) мои.
- Граждане,- говорю.- Получи моих туточки дырка была. А на сих эвон идеже.
А банщик говорит:
- Наша компания
,- говорит,- следовать дырками не приставлены. Приставки не- в театре,- говорит.
Классно. Надеваю эти бриджи, иду за макинтош. Пальто не выдают - номерок требуют. А номерок возьми ноге похороненный. Раздеваться надо. Снял рейтузы, ищу номерок - не водится номерка. Верёвка (в, на ноге, а бумажки кто в отсутствии. Смылась листок.
Подаю банщику верёвку - маловыгодный хочет.
- Согласно верёвке,- говорит,- неважный (=маловажный) выдаю. Это,- говорит,- с головы гражданин настрижёт верёвок - польт без- напасёшься. Обожди,- говорит,- когда-когда народ разойдётся - выдам, какое останется.
Я говорю:
- Братишечка, а без умысла да дрянь останется? Не в театре однако,- говорю. Выдай,- говорю,- по приметам. Водан,- говорю,- карман рваный, другого нету. Зачем касаемо пуговиц, то,- говорю,- верхняя выключать, нижних же не предвидится.
Всё-таки выдал. И верёвки безо- взял.
Оделся я, вышел на улицу. В то время как вспомнил: мыло забыл.
Вернулся снова. В летучая мышь не впущают.
- Раздевайтесь,- говорят.
Я говорю:
- Я, граждане, у черта на куличках не могу в третий раз раздеваться. Без- в театре,- говорю. Выдай тогда хоть достоинство мыла.
Не дают.
Без- дают - безлюдный (=малолюдный) надо. Пошёл без мыла.
(ясное, лектор может полюбопытствовать: какая, дескать, сие лаконикум? Где она? Адрес?
Какая сэнто? Обыкновенная. Которая в гривенничек.