Василий Шукшин когда-то сказал: «Самые лучшие люди — это кони». В России отношение к лошадям сложное. С одной стороны, кто же их не любит, этих гривастых красавцев и красавиц, вдохновлявших поэтов и художников! С другой, надо признать, отрасль у нас в загоне. Окажемся ли снова на коне? Ответ на этот вопрос спецкор «Культуры» искал в секциях конного спорта, у любителей-лошадников и, конечно, на Московском конном заводе №1, единственном в стране, где разводят знаменитых орловских рысаков. Недавно завод отметил 90-летие.
Настоящий жеребец
История русского коневодства ведется с незапамятных времен. Первый конезавод был построен при Иване III, а широким промыслом разведение лошадей стало при его внуке Иване Грозном. Сейчас отечественные породы известны по всему миру. Русская верховая, над селекцией которой работали конезаводы графов Орлова и Ростопчина. Терская — любимая лошадь кавалеристов, на такой маршал Жуков принимал Парад Победы в 1945 году. Донская — на ней мчались русские казаки в атаку на французов в 1812-м, ну и друг на друга — в Гражданскую, а между войнами на ней пахали... Буденновская отлично показала себя и в бою, и в спорте. Владимирские и советские тяжеловозы по силе не уступали автомобилям. Ну и, конечно, знаменитый орловский рысак — самая известная из российских пород в мире, выведенная в воронежских степях графом Алексеем Орловым-Чесменским путем сложного скрещивания грациозных арабских скакунов с выносливыми и крепкими западноевропейскими породами. Ей уже без малого 240 лет.
— К сожалению, орловский рысак переживает не лучшие времена, — разводит руками встретивший меня генеральный директор завода Юрий Прохоров. — Во всей России едва наберется тысяча маток. Причем на ведущих конных заводах их не более четырехсот. Остальные — у частников. Прочих русских пород осталось совсем мало.
Проблема, по его мнению, в том, что сегодня на коней нет спроса. Ведь при желании возродить табуны — не проблема. Были времена, когда, например, после Великой Отечественной войны от русской верховой на всю страну осталось всего три матки и один жеребец. Что в поле не воин — это не про него: поголовье при его непосредственном участии удалось восстановить.
На Московском конезаводе №1, расположенном в селе Успенское Одинцовского района Подмосковья, тоже есть своя лошадиная гордость — жеребец Квадрат. Он установил два всесоюзных рекорда и трижды утверждался в качестве чемпиона породы. Его скульптура и по сей день стоит у заводского манежа. Была такая же и на ВДНХ, но уже развалилась от времени.
В конце 50-х над отечественным коневодством сгустились тучи. Руководитель страны Никита Хрущев решил поставить крест на скаковых лошадях, которые требовали немалых затрат, а отдача от них — одни только кубки. Нерентабельно. Крестьянские лошадки его тоже не вдохновляли — то ли дело железные кони.
— Отрасль спасло чудо, — рассказывает Прохоров. — Однажды Никита Сергеевич, прогуливаясь в этих местах с внуком Никитой, посадил его на лошадь, мальчику понравилось. После этого Хрущев оставил коневодство в покое.
Впрочем, не один Хрущев грозился показать скаковым лошадям «кузькину мать». Еще до войны местное районное начальство несколько раз пыталось отрезать земли у конного завода.
— Приняли решение отдать один из заводских ипподромов под огороды, — углубляется в историю директор. — Пришла толпа местных жителей, приехали тракторы. Но кто-то догадался позвонить Буденному. Он не курировал наш завод, занимался предприятиями, где разводили его, буденновскую, породу. Но приехал по первому же зову, встал перед огородниками и, достав из кобуры пистолет, жестко приказал: «Чтобы через 15 минут никого не было — ни людей, ни техники». В ту же минуту все исчезли.В 70-х годах коневодство в России переживало расцвет. Отрасль давала немалые доходы. Наши скаковые и рысаки успешно продавались на международных аукционах, завод получал прибыль и от молочного животноводства: стадо высокоудойных коров айрширской породы — предмет особой гордости.
— А еще солидную прибыль давал Центральный ипподром на Беговой, — рассказывает Прохоров. — Он вмещал более десяти тысяч зрителей, в выходные было не протолкнуться. На тотализаторе ипподром зарабатывал столько, что хватало не только на собственное содержание, но и на конезавод, включая строительство жилья для работников. Когда меня пригласили сюда инженером, тут же дали квартиру. И при этом оставались деньги даже на спонсирование Большого театра.
Да-да, об этом сейчас мало кто знает, но в 70-х главным спонсором легендарной сцены был именно московский ипподром. Шутники говорили, что именно по этой причине на фронтоне красуется четверка лошадей. Кстати, ставки в тотализаторе принимались без ограничений — можно было сколотить целое состояние.
90-е — как вы понимаете, закат коневодства. Началась массовая передача заводов в частные руки без каких-либо обязательств. Не зная, что делать с лошадьми, новые хозяева старались от них избавиться и переключиться на более рентабельный бизнес. Так прекратили свое существование многие конные заводы, большинство российских пород оказались под угрозой исчезновения. Поголовье лошадей в России катастрофически падало до середины нулевых. И только с 2007 года начался небольшой прирост — на 1–1,5% в год. Однако не за счет племенных лошадей, а за счет увеличения «мясного» поголовья.
Над чем ржут телезвезды
Сейчас в России другая проблема — мода на иностранных лошадей. Напоминает всенародную любовь к иномаркам. Успехом пользуются английские шайры, а ведь они ничем не лучше владимирских тяжеловозов. Тем не менее шайры есть, а тяжеловозов впору заносить в Красную книгу. У главы Чечни Рамзана Кадырова, говорят, более 50 элитных лошадей, в основном английских чистокровных верховых. И при этом ни единого рысака, ревнуют заводчики-орловцы. Чем не угодили? В этом году, например, орловские рысаки Московского завода в очередной раз обставили конкурентов и установили четыре Всероссийских рекорда.
За разговорами вышли на территорию. Три манежа, кругом конюшни. Сотрудников, как мне сказали, около 200 человек. Зарплата здесь невысокая — в среднем 20 000 в месяц. Но, как заверил сопровождавший меня конюх, даже если и этого платить не будут, люди все равно продолжат работать.
— Почему?
— Потому что больше некому.
Зашли в одну из конюшен — лошади дружно встрепенулись и с любопытством засверкали глазами. У каждого стойла — табличка с кличкой, «тактико-техническими характеристиками» и родословной. Некоторые экземпляры поражают исполинскими размерами.
— Это немецкие, — пояснил конюх. — Они самые высокие.
И тут я увидел ослепительно белоснежных коней.
— Не узнаёте? — хитро спросил конюх. — Это же та самая знаменитая тройка, которая была заставкой в программе «Вести». Вот этой лошади уже знаете сколько? Под 30. А она по-прежнему в строю. Объехала весь мир. Ее даже планировали выставить на открытии зимней Олимпиады, но что-то не срослось. Хотите прокатиться?
Еще бы! Быстро запрягли тройку и вывели на самый большой манеж, за территорию. Вожжи мне не доверили, чтобы невзначай не загнал «телезвезд». Конюх особо не усердствовал: так, сделали несколько кружочков в свое и лошадиное удовольствие. В конюшне — я обратил внимание — в одном из отсеков на потолке вмонтированы необычные лампы.
— Это солярий, — пояснил мой провожатый. — Только не для загара, а для лечения ультрафиолетовыми лучами.
— У нас здесь условия для лошадей такие, что люди позавидуют.
Еще одна местная знаменитость — арабский скакун, которого подарил заводу президент Владимир Путин. Но познакомиться с ним не удалось.
— Отдали в прокат, — не вдаваясь в детали, пояснил конюх.
Откуда обилие немецких и английских лошадей на заводе по производству орловских рысаков? Оказывается, это «постояльцы».
— Помимо рысаков, их у нас двести голов, на заводе еще столько же лошадей, принадлежащих частным лицам. Чтобы выжить, мы вынуждены манежный комплекс, построенный для проведения международных аукционов, перепрофилировать на содержание частных лошадей и на занятия конным спортом.
А выжить только на продаже лошадей невозможно. В этом году заводу удалось продать 25 голов по 6600 долларов каждая. Это считается большой удачей, потому что в последнее время спрос на российских рысаков упал. Однако вырученные деньги не окупают и половины расходов на содержание животных. Самая большая цена, которую удалось выручить заводу за рысака, — 20 000 долларов. Но отдельные удачи не решают проблемы рентабельности. Вдобавок в 2009-м на ипподроме был запрещен тотализатор. Это заметно сократило интерес к скачкам. В 2012-м азартные игры снова разрешили, но зрителей не прибавилось — отвыкли.
— Кроме того, мы платим большие налоги, как любая коммерческая структура, — жалуется Прохоров. — А в других странах, например во Франции, конная отрасль от налогов освобождена полностью. Потому что лошади — предмет национальной гордости. При том, что через тотализаторы на французских ипподромах проходят миллиарды евро.
В России, по словам директора, ни один конный завод себя не окупает. Только в Якутии, на Алтае и в других районах, где лошадей выращивают на мясо, их разведение дает какой-то доход. Но разводить лошадей ради мяса — не в русских традициях. У нас к лошади отношение особое. «Если кто полюбит по-настоящему наше конное дело, то уж это — навсегда, — уверял писатель Александр Куприн. — Можно бросить вино, табак, азартные игры... Но истинного любителя — прекрасный вид лошади, ее могучее ржание, ее стремительный бег, ее чистое дыхание, ее бодрый запах — будут волновать и тревожить неизменно до глубокой старости, до самой смерти, и я даже полагаю, что и после нее».
Стойло в ванной
По словам москвички Марии Кузнецовой, владелицы частной детской школы верховой езды, все эти девушки в парках, которые водят под уздцы лошадей и зазывают желающих прокатиться верхом, — не стяжательницы, как думают некоторые, а неизлечимые фанатки. Когда-то Мария была одной из них.
— Мне исполнилось 17, и тут появилась возможность купить за копейки орловского рысака, — вспоминает она. — Он был уже довольно пожилым, но, несмотря на это, я думала, мое сердце выпрыгнет из груди от радости. Никогда не забуду, как вела лошадь под уздцы домой и все никак не могла поверить, что она моя. Только у подъезда задумалась...
Было над чем. Мария жила с матерью в тесной коммуналке и, кроме комнаты с ванной напополам с соседкой, ничего у нее не было. Однако, недолго думая, девушка затащила лошадь по лестнице на восьмой этаж и поставила в ванной, никому ничего не сказав. Ночью проснулась от истошного вопля — это соседка зашла в ванную.
— После этого она быстро продала комнату, и больше я ее не видела, — продолжает Кузнецова. — А я каждый день сводила лошадь по лестнице вниз и отправлялась с ней на ВДНХ катать детей. Вечером опять затаскивала ее на свой этаж и ставила в ванную.
Счастье продолжалось недолго. Однажды по дороге к ВДНХ лошадь упала замертво — годков-то ей немало было.
— А ты никогда не задумывалась над тем, что загубила лошадь? — спросил я Машу.
— Поначалу я тоже так думала, очень переживала. Но с другой стороны... Лошадь была очень старой, ее держали на частной конюшне в районе ВДНХ и уже не выводили из стойла. А если лошадь не выгуливать, она дряхлеет на глазах. В конюшне не скрывали, что ставился вопрос об ее отправке на скотобойню, но это стоило денег. К тому же тогда подорожали комбикорма и сено. А лошадь, как известно, съедает в день более семи килограммов сена и комбикормов, плюс два кило моркови. Вот тогда-то мне ее и предложили. Мол, если жалко лошадку — покупай и возись. А я взяла и купила. Мне в этой конюшне, уже после того как деньги отдала, сказали, что лошадь у меня не проживет и месяца. А она жила с мая по сентябрь. Я ее кормила хлебом, морковью и яблоками, постоянно водила на пустырь, где она щипала травку. И нисколько не перегружала — катала только детей.
Тот случай не отвадил Марию от лошадей. Выдержав неделю траура, она на пару с подругой купила пони.
— Пони мы держали в гараже у подружки, — вспоминает девушка. — А жила она далеко от ВДНХ. Машины у нас не было. И каждое утро мы заталкивали пони в троллейбус — так добирались до работы.
Сейчас у Кузнецовой собственная конюшня и детская школа верховой езды. Жизни без лошадей она не представляет.
— Я уверена, что любовь к лошадям у людей на генетическом уровне, — говорит она. — А для России это вообще национальная гордость и символ: Русь-тройка.
Что же мешает развитию нашей национальной гордости? «Дурная наследственность!» — считают специалисты. Сегодня в России практически искоренили «конную культуру», которой дорожат во всем мире. Она сохранена в Англии, Германии, Франции, США и других странах. Высот в конной отрасли добились даже финны. Причем начинали они с орловских рысаков, которых выменяли на тех самых айрширских коров много лет назад. И только Россия продолжает терять позиции. Потому что нет спроса. А его формирование — дело тонкое и кропотливое.
— Возьмите Англию — там каждый третий ребенок обучается верховой езде, во Франции — каждый пятый, в Германии — каждый восьмой, — рассказывает «Культуре» директор международной конной выставки «Иппосфера» Светлана Чудиновских. — Особенно полезно умение держаться в седле для девочек, поскольку это формирует грациозную осанку. Или возьмите бега. На Западе они и сейчас популярны. Во Франции, например, более 300 ипподромов, и там во время забегов столпотворение. Во всей России же не насчитаешь трех десятков, да и те не заполняются.
По мнению Светланы Чудиновских, конные традиции в России нужно возрождать, открывать детские школы, приглашать из-за границы тренеров и наставников. Сейчас верховой езде в России обучают любители-энтузиасты и те «лошадники», которые не смогли найти себя во «взрослом» спорте. К таким как раз и относится наша знакомая Мария Кузнецова.
— Всем спортивным тонкостям, конечно, научить не могу, — признается она. — Главное — привить детям любовь к лошадям. Это потом останется на всю жизнь.
Купи коня
Подсчитаем, во сколько обходятся занятия в школе верховой езды. Знакомство с лошадью — 1000 рублей. Часовое занятие без выезда — 2000. С выездом — 3000 в час. Аренда лошади при одном занятии в неделю — 8000 рублей. Однако это мелочи по сравнению с тратами тех, кто собирается делать спортивную карьеру. В первую очередь начинающий спортсмен должен приобрести собственную лошадь. Поначалу подойдет буденновская или донская без особых спортивных заслуг. Это около 60 000 рублей. К серьезным соревнованиям нужна уже спортивная лошадь с титулами, тут цены от 300 000.
Дальше требуются подходящие условия для содержания и тренировок. В среднем постой в хорошей конюшне с манежем обходится в 30 000 рублей в месяц. В небольших частных конюшнях можно найти и за 15 000, правда, уже не с манежем, а с «бочкой» — крытым помещением диаметром около 20 метров. Но это для тех, кто не стремится к спортивным достижениям.
Каждые полтора месяца требуется ковка и расчистка копыт, это еще 3000 рублей. Плюс расходы на амуницию — 30 000. Может ли при таком раскладе увлечение верховой ездой стать массовым? Увы, приобщение к конным традициям — сегодня главным образом привилегия людей состоятельных. Нельзя говорить, что коневодство у нас вырождается из-за равнодушия к лошадям. Напротив, лошадей у нас любят. Но на расстоянии.
Андрей забыл в башне подзорную трубу. Пока сидел внизу, все время про нее помнил, а когда выбрался - забыл! И сообразил, что ценный инструмент остался наверху, только когда Вера Павловна спросила, что их туда понесло.
Он бежал и ругал себя, что труба дорогая, чужая, мало того - неизвестно еще, выпускают ли сейчас такие. И если потеряется, то где искать что-то похожее - совершенно непонятно.
Пулей взлетел по витой лесенке наверх, откинул люк и выдохнул:
Подзорная труба на самом деле стояла как ни в чем не бывало. Она даже не запылилась за те ужасные часы, что ребята провели в плену у коварного недостроенного дома. Андрей вдруг подумал - а может, и правда, хозяина этого дома убили при какой-то разборке, и теперь его дух поселился здесь и преследует всех, кто приходит? Вот и они не просто так в подвал провалились.
Жуть какая в голову лезет!
Андрей отвинтил подзорную трубу от треноги, сунул ее в чехол, сложил туда же треногу. Посмотрел по сторонам - не забыл ничего? Вроде на этот раз все взял. И только собрался спускаться, как услышал внизу голоса.
Андрей прекрасно понимал, что в этой башне он находиться никакого права не имеет. И именно поэтому он, вместо того чтобы спокойно спуститься, рывком закрыл люк, через который попал в комнатку под крышей, и прислушался.
Может, еще обойдется, и это просто соседи, которые идут мимо?
Вот, смотри, сюда одну, туда вторую, и никаких проблем, - услышал Андрей знакомый голос. Где он его слышал?
Да ладно, вторую-то как раз необязательно, - второй голос тоже знаком.
А куда ее денешь? Там оставить - вдруг найдут, а потом и эту отыщут. На колбасу, что ли? Так я же не татаро-монгол, я лучше свиного шашлычка поем, - хихикнул первый.
Ладно, подумаем, - пообещал второй. - Ты мне вот что скажи, когда ветеринар наконец приедет! - с угрозой сказал он.
И тут Андрей наконец сообразил, откуда он знает эти голоса! Эти двое приходили сюда вчера вечером. Вася и Сема. Ну да, они еще про какую-то заразу говорили. Может, как раз ее ветеринар и должен вылечить?
Завтра! В крайнем случае - послезавтра. Уж очень у него теща въедливая, никак не отстает. Но завтра он с ней разделается, обещал.
Или я с тобой разделаюсь, - рявкнул Вася. - Из-за какой-то ерунды такое дело провалить…
Да че ты, еще же ничего не случилось, - заюлил Сема.
А тебе надо, чтобы случилось? - удивился Василий и, судя по звукам, вышел из башенки. Сема пошел за ним и еще на улице продолжал уговаривать - но уже не так громко и не слишком конкретно. Так просто - мол, не бери в голову, и все путем будет…
Андрей сел на пол и долго прислушивался - ушли? Наконец решил, что «гости» уже далеко, и осторожно, стараясь не греметь, спустился по лестнице.
Там он, также со всеми предосторожностями, оглядываясь и прячась за кустами, пробрался к лазy и выбрался за забор.
И остолбенел!
Совсем рядом стояли двое парней - именно те, что только что приходили к башенке. Правда, они его еще не видели - стояли, повернувшись спиной, и глядели куда-то за реку. Поэтому Андрей решил, что сможет проскочить незамеченным, и осторожно пошел вдоль забора. Правда, пришлось идти в другую сторону - парни стояли как раз на пути. Он дошел уже почти до угла. Остановился, повернулся к парням - хотел убедиться, что они на него не обратили внимания, - как вдруг один из них, тот, что покрупнее, развернулся и посмотрел на Андрея в упор.
Мальчик похолодел. Ну, вот и застукали! Бежать бы - но ноги не слушались, он стоял как пришитый и только смотрел, как парень не спеша подходит к нему.
Ты, - ткнул парень в Андрея пальцем. - Ты местный?
Н-нет, - сказал он. - Я тут… Отдыхаю.
Дачник, - махнул рукой другой парень, судя по голосу, Сема. - Оставь его.
А заработать хочешь? - не обратил внимания на своего приятеля Василий.
Х-хочу, - сориентировался Андрей. Он уже догадался, что парни не поняли, откуда и куда он направляется. Видимо, они решили, что он идет из-за угла в эту сторону, а не наоборот. - А что надо?
Да оставь ты его, - занервничал второй парень. - Пойдем.
Василий хотел возразить, но внезапно передумал.
Ладно, работа отменяется. Иди, куда шел.
Но Андрей уже сообразил, что дело намечалось интересное и, возможно, прибыльное, и сделал круглые глаза наивного деревенского дурачка:
А работа? Я, честно, заработать хочу. У меня кроссовки порвались, хотел купить! А?
Да не надо нам никого! - взорвался Сема. - Пошутили мы! Иди давай!
Андрей перевел взгляд на Василия, но тот ничего не сказал, только посмотрел так задумчиво-задумчиво, отчего у Андрея по спине побежали мурашки.
Ну ладно, не надо так не надо, - согласился мальчик и пошел своей дорогой. То есть той дорогой, которой, как думали парни, он шел с самого начала - от угла мимо них в проулок.
Шел Андрей спокойно, как будто делать ему нечего и торопиться некуда, но как только повернул за забор, кинулся бежать. Потом он довольно долго искал, как выбраться к дому Веры Павловны, так что идея подговорить Тимку проследить, куда пойдут эти подозрительные парни, пропала сама собой.
Встретили его радостно и шумно. Вера Павловна наливала уже по третьей чашке чая и радовалась тому, с какой скоростью исчезало грушевое варенье.
Садись, - подвинула она чашку Андрею. - Куда пропал, почему так долго ходил?
Заблудился, - коротко ответил, присаживаясь за стол, Андрей. При этом он поймал недоверчивый Катин взгляд и тихонько ей подмигнул - мол, потом расскажу. А Томка насторожилась и покосилась на Катю - чего это он ей подмигивает. Тогда Катя и ей подмигнула. Теперь уже Тимка уставился на Томку…
Катя поняла, что сейчас перемигивания пойдут по второму кругу, и тогда хозяева точно заподозрят неладное и начнутся расспросы. Поэтому она вежливо поинтересовалась у Кирилла, сколько лет Принцу.
Он у нас еще молодой, - улыбнулся Кирилл. - Десять лет всего.
Но ведь на скачках выступают трехлетки, - припомнила девочка. - Значит, он не очень молодой? Сколько лошади вообще живут?
У кого как получается, - пожал плечами Кирилл. - А вообще - лет двадцать, двадцать пять. Бывают и старше кони. Говорят, был конь, который дожил до сорока лет. Но это уже легенда. А скачки… Так то скачки! Это так, молодняк порезвиться вышел. Носятся как угорелые, кто быстрее. А Принц у нас - профессор.
Профессор! - засмеялась Настя. Она уже пришла в себя, пила чай, аккуратно положив забинтованную ножку на табурет, и слегка кокетничала с Кириллом.
Конечно! Выездка - это вам не бега. Тут думать надо. Выездка - не дрессировка, тут главное, как лошадь с наездником друг друга чувствуют. Принц - артист. Умеет себя подать, выступать любит. Некоторые лошади народа путаются, а он наоборот - хочет, чтобы им любовались. Но с гонором. Не понравится ему кто-то, и все - только берегись! Одного типа на конюшне чуть не убил. Тот кобылу молодую вывел в манеж, а она не пошла. Тип ее кнутом охаживать стал, так Принц - его выводили как раз - вырвался, и прямиком к тому типу. Чудом просто не покалечил.
А Принца… Его вы никогда не бьете? - осторожно спросила Катя. Она все еще помнила, как этого самого коня вели из леса, и тот, кто его вел, замахивался на него - кнутом. Или не кнутом?
Принца? Ну, когда верхом сижу, то хлыстиком подгоняю, управляю, но это не называется - бью, - засмеялся Кирилл.
Нет, а если рядом идете, а он не слушается, - вмешалась Томка. Она поняла, почему Катя задала свой вопрос.
Тут и бить нельзя, - удивился Кирилл. - Он тогда такое устроит! И сам не устоишь, и лошадь не удержишь. А вот рукой на него машу. Он чуть приседает, в сторону подает и идет веселее. Но это у нас… Ну, что-то вроде игры. То есть я ему показываю - не балуй.
Лошади - они сильные, - кивнул Сергей. - У нас случай был на конюшие. Привезли к нам наковальню. Привезли, на землю бросили. А наковальня не очень уж и большая, но тяжелая - жуть! Мы ее с четырьмя мужиками потом поднимали, когда для нее столешницу сколотили из бревен и досок. Еле подняли. Так вот, какой-то конюх…
Витька, он только к нам пришел, - вставил Кирилл.
Ага, Витька. Он вел лошадь мимо, его позвали, он глядь - куда лошадь привязать? И привязал к наковальне - мы ее только-только на столешницу установили. Мол, тяжеленная, куда лошадь от нее денется. Привязал крепко, не отвяжется.
Она и не отвязалась, - расхохотался Кирилл. - Наковальня во дворе стояла. И только Витька отошел, как к нам во двор сено привезли. На грузовике. А кобыла пугливая оказалась, она как услышала, что сзади к ней огромная машина подъезжает, перепугалась, заржала и прочь кинулась!
Вместе с наковальней! - засмеялся Серега.
Как - с наковальней?! - охнула Катя. - Она же тяжеленная.
А вот так! - хохотал Кирилл. - Кобыла по двору танцует, голову задирает, а на поводе у нее - наковальня висит!
Крепкая уздечка попалась, - подтвердил Серега, вытирая слезы от смеха. - Не рвется, зараза.
Ну, тогда нам не до смеха было вообще-то, - признался Кирилл. - Мы все обмерли - кобыла от страха по двору носится, у передних ног наковальня раскачивается, а она знай круги выписывает! И главное - на ней простая уздечка была! Без трензеля. Как к ней подступиться? Не дай бог угодит наковальней себе по ногам, сломает еще - что тогда делать? У лошадей переломы ног не лечатся.
Как - не лечатся? - удивилась Настя.
А вот так, - подтвердил Сергей. - А кобыла класса высокого, такую не заменишь.
Красивая? - спросила Томка.
Данные отличные. Буденновская, рыжая такая, высокая. Молодая. Ее на племя готовят, когда с соревнований приедет.
Хорошо, она в угол потом зашла, и мы смогли ее успокоить, - продолжил Кирилл. - А то думали - все, каюк лошади.
А с наковальней что? - поинтересовался Тимка.
А чего с ней? Отвязали да бросили. Теперь никак на место не поставим - никому надрываться неохота.
А лошадь ее одна подняла! - поразилась Томка.
Да еще как! Легко! Вот такие они сильные.
А если лошадь сильнее, чем пять мужчин, то почему она слушается? - спросил Тимофей. - Почему не убежит, народ не раскидает?
Ну, человек за тысячи лет, что лошадь у него живет, придумал всякие способы с ней справляться. И потом - может, привычка? Лошадь знает, что ее тут накормят, почистят, попить дадут. Вот и не уходит никуда.
И Принц не хочет уходить? - спросила Катя.
А чего ему? Его тут любят. А это он понимает.
А что же он убегал? Нам Вера Павловна рассказывала, - пояснила девочка свой вопрос.
А, это… Кто ж его знает? Вообще-то он у нас умный.
Даже слишком, - буркнул Серега. - Помнишь, перед соревнованиями?
А что было? - полюбопытствовала Томка. Ей вообще этот разговор - про лошадей - очень нравился.
Да мы тогда тренировались много. У Принца испанский шаг не очень хорошо получался, и с пируэтами проблема была. Небольшая, правда. Потом-то мы поняли, что у него были проблемы с темпом, и все исправилось быстро. А тогда бились-бились…
И еще в эти дни нас по времени сдвинули - манеж-то не только нам нужен, вот и получилось, что Принц одновременно с другим жеребцом выходил тренироваться. А они как-то друг друга не полюбили - фыркали, грозились. Но работали, ничего не скажешь, - добавил Кирилл.
Ага, - пробасил Серега. - Мы и не обращали внимания. Тем более что нам сначала сказали, что это временно. И тут как-то у денника Принца я стою, а ко мне подходит директор и заявляет, что теперь это время наше, и мы так и будем тренироваться. Вместе с тем жеребцом. Ну, я кивнул, а на следующий день Принц захромал.
И хромает так натурально, мы перепугались, ветеринара вызвали, тот ничего понять не может. Массаж, уколы - ничего не помогает. - Кирилл усмехнулся. - Мы уж думали - все, конец карьере. Дня три промучились. А потом мимо нас этого жеребца ведут - в другую конюшню переводят. Мы с конюхом поговорили, попрощались, и я смотрю - а Принц наш хромать-то перестал! Ходит себе плавненько, и все почему-то испанским шагом по деннику расхаживает.
Намекает, что, мол, работать пора! - снова заржал Серега.
Так это что, он притворялся? - сообразила восхищенная Томка.
Ну! Вот такая умная скотинка!
Так это что, он и человеческий язык понимает? Ведь он же захромал после того, как сказали, что теперь всегда будет с тем жеребцом в одном манеже тренироваться, а перестал, когда его перевели!
Точно! - И Кирилл внимательно посмотрел па Катю. - Да вы прямо детективы! По крайней мере, Шерлок Холмс твоей дедукции позавидовал бы.
Алексей Абрамович Коркищенко
День лошади (вместо предисловия)
Уважаемый друг! Уведомляю Вас, что в этом году, по решению президиума нашего содружества, День лошади будет проводиться в расширенном масштабе. В празднествах примут участие новые члены содружества из соседних хуторов и станиц: пятеро пенсионеров-коневодов, два кузнеца, около взвода бывших бойцов 5-го гвардейского Донского казачьего кавалерийского Краснознаменного Будапештского корпуса, генерал в отставке и другие. Ожидается гость из столицы - крупный писатель, наш земляк, почитающий лошадей.
Приезжайте, уважаемый друг! Исполните свои секретарские обязанности.
Вот такое письмо я получил на днях из хутора Александровского от президента содружества почитателей лошади Зажурина.
В рыцари лошади я был посвящен в один из чудеснейших дней своей жизни. И произошло это так.
Как-то осенью, выполнив редакционное задание в одном из колхозов нашей области, я возвращался к полустанку пешком. Шел по вилючей тропинке вдоль речки.
День был ясный, свежий, шагалось легко. Подогретые полуденным солнцем, оживали кисловатые ароматы прибитых заморозком трав, и все щедрее сочилось прохладной синевой глубокое небо; краски земли под ним всё больше густели, становясь насыщенней и контрастней: вспаханные поля на склоне бугра за речкой были темно-фиолетовы, тихо облетающие сады и лесополосы - ярко-оранжевы, пестры, а ровные раскущенные озими в их обрамлении были очень зелены, просто сияюще изумрудны и прекрасны до теплой душевной дрожи.
Синицы-пастушки качались на голых бодылках, словно поздние осенние цветы, и жалобно цвинькали, грустя по лету. А где-то в желтых камышах посреди речки тоскливо, безнадежно кричал дикий гусь, отбившийся от стаи.
Я вышел к хутору, тянувшемуся вдоль речки. На пустых огородах и в полуобнаженных садах мальчишки жгли костры, и я жадно принюхивался к дымку, стекающему к речке. Привкус у дымка был дразнящий, сладковатый и терпкий, и голова легко кружилась, хмелея от него. Все эти запахи, звуки и краски позднего бабьего лета вливались в меня, как потоки долгожданного дождя в сухую, порванную трещинами землю.
На краю хутора я остановился: среди зарослей бузины и чертополоха стояла конюшня. Над ней в безветрии тихо шумели старые осокори. Спелые листья раскачивались, как золотые маятники, отсчитывая последние часы бабьего лета. Я стоял, прижимая ладони к сердцу, оно стучало невпопад - «шарахалось», в ушах шумело: меня словно бы на фантастической машине времени вернуло в детство. Была в нем и такая же конюшня, с подпорами с боков, с помутнелыми от времени окошками, с кронами старых осокорей над прелой камышовой крышей, продырявленной воробьями; и было такое же оранжевое полуденное солнце и очень синее и прохладное небо, которое казалось еще более синим и густым между белыми ветвями осокорей. И были лошади…
Скособоченная конюшня сияла ослепительно белой известкой, отбирая глаза: стены, видно, ею мазали совсем недавно - они еще не были тронуты дождями и не успели порыжеть от солнца.
В конюшне жили лошади - я еще издали услышал запахи жилого лошадиного помещения. Когда вошел туда, мои глаза, ослепленные известковой белизной, не сразу привыкли к сумраку - сквозь окошки мало света проникало внутрь. Лошади (их было около десятка) стояли у яслей, ели овес. В детстве я привык разговаривать с животными, особенно с лошадьми - я их любил смалу и работал с ними не один год, - ну, и сейчас заговорил:
Здравствуйте, милые! Как живете-можете?
Они оглядывались, фырча и роняя овес, снова тыкались мордами в ясли. Но одна, высокая, долго с интересом смотрела на меня. Приглядевшись, я увидел в ее глазу отражение дверного проема и себя в нем - темным силуэтом.
Длительное внимание лошади к какому-либо предмету или существу всегда поражало меня, немного пугало - я задумывался над этим с детства и приписывал лошади свойства чисто человеческие. В том, что лошадь существо умное - уточняю, - разумное и понимающее наш язык, - мне приходилось убеждаться много раз. Конечно, лошади бывают разные, как и люди…
Я погладил высокую лошадь. Она тихонько заржала, отвечая на ласку, и коснулась моей руки бархатисто-мягкими губами, дохнув на нее влажным теплом.
Ах ты умница! Здороваешься? Понимаешь человеческий язык, а? - Она кивала, а я поглаживал ее и еще что-то ласковое говорил, уж не помню теперь, что именно.
Кто-то деликатно покашлял за моей спиной. Я обернулся и только теперь разглядел в темном углу на сене трех мужчин, одетых и настроенных празднично. Они полулежали вокруг скатерти, на которой располагались куски хлеба, соль в солонке и грудочки сахара.
Уважаете лошадей, товарищ? - приподнявшись, спросил одноногий. Отстегнутый протез валялся в стороне. Владелец его, видно, расположился здесь надолго.
Чего спрашивать?.. Раз человек поздоровался с лошадью, значит, уважает эту животную, - укоризненно сказал старик.
Мне было неловко: при свидетелях я бы вряд ли стал разговаривать с лошадьми. Пробормотав «извините, что помешал…», хотел было уйти, но помешкал - в репликах людей не было насмешки, а было понимание, сочувствие. И я сказал:
Эта высокая лошадь, по-моему, очень умная… Она напомнила мне одну знакомую…
Третий, лысый здоровяк, поднялся и, отряхнув костюм, сказал ласково:
Уважаемый друг, мы не спрашиваем: кто вы и откуда вы - для нас это неважно, для нас важно, что обратились к лошадям с добрым словом и лаской. Поэтому, позвольте пригласить вас в нашу компанию, так сказать. Пожалуйста, будьте добры…
Святая правда! - подтвердил старик.
Я с наслаждением растянулся на зеленом, с запахом чая сене. Ноги загудели, сладко заныли от длинной хорошей дороги. Мы познакомились. Инвалид назвался Зажуриным, старик - Андроном Парфентьевичем, третий представился по всей форме:
Кононенко, Петр Павлович, ветеринарный врач в отставке. - Он деликатно притронулся к моему плечу и с возвышенными нотками в голосе продолжал: - Уважаемый друг, перед вами люди, почитающие лошадь. Ее судьба нам близка, определенно сказать - родственна, сходна с нашей крестьянской судьбой. В каком смысле?.. Ну хотя бы в том, что мы, крестьяне, многие века вместе с лошадью занимались хлеборобством, вместе воевали, защищая Родину от врага, и так далее… Лично моя судьба, как и судьбы моих друзей, сидящих здесь, с детства связана с лошадью. И потому мы всегда болели за ее здоровье и благополучие!
Кононенко вежливо покосился в мою сторону, дескать, как я воспринял его слова? И так же мягко и вместе с тем испытывающе смотрели на меня темные калмыковатые глаза Зажурина и выцветшие синюшки Андрона Парфентьевича. Мне не показались смешными слова ветврача в отставке о лошадях, и я ответил прочувствованно, в той же тональности:
И я также всегда заботился о здоровье и благополучии лошади! И моя судьба с детства связана с лошадьми.
Вы слышали? Это наш человек! - воскликнул Петр Павлович и обратился ко мне: - Пожалуйста, угостите лошадей хлебом с солью и сахаром, сделайте это в согласии с нашим ритуалом. Берите вот со