Говорят, граждане, в Америке бани отличные. Туда, например, гражданин приедет, скинет белье, в особый ящик и пойдет себе мыться. Беспокоиться даже не будет — мол, кража или пропажа, номерка даже не возьмет. Ну, может, иной беспокойный американец и скажет банщику:

«Гут бой, дескать, присмотри.»

Только и всего. Помоется этот американец, назад придет, а ему чистое белье подают — стиранное и глаженное. Портянки, небось, белее снега. Подштаники зашиты, заплатаны. Житьишко!!

А у нас бани тоже ничего. Но хуже. Хотя тоже мыться можно. У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошел в баню/не ехать же, думаю, в Америку/, — дают два номерка. Один за белье, другой за пальто с шапкой.

А голому человеку куда номерки деть? Прямо сказать — некуда. Карманов нету. Кругом — живот да ноги. Грех один с номерками. К бороде не привяжешь. Ну, привязал я к ногам по номерку, чтобы не враз потерять. Вошел в баню. Номерки теперича по ногам хлопают. Ходить скучно. А ходить надо.. Без шайки какое же мытье? Грех один.

Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трех шайках моется. В одной стоит, в другой башку мылит, а третью левой рукой придерживает, чтобы не сперли.

Потянул я третью шайку, хотел, между прочим, ее себе взять, а гражданин не выпущает.

Ты что же это — говорит — чужие шайки воруешь? Как ляпну тебе шайкой между глаз — не зарадуешься.

Я говорю — не царский, говорю, режим шайки ляпать. Эгоизм, говорю, какой. Надо же, говорю, и другим помыться. Не в театре, говорю.

А он задом повернулся и моется.

«Не стоять же — думаю, — над его душой. Теперича, думаю, он нарочно три дня будет мыться.»

Пошел дальше… Через час гляжу, какой-то дядя зазевался, выпустил из рук шайку. За мылом нагнулся или замечтался — не знаю. А только тую шайку я взял себе. Теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться — какое же мытье? — Грех один…Хорошо. Стою стоя, держу шайку в руке, моюсь. А кругом-то, батюшки светы, стирка самосильно идет. Один штаны моет, другой подштанники трет, третий еще что-то крутит. И шум такой стоит от стирки — мыться неохота. Не слышишь, куда мыло трешь. Грех один.

«Ну их, — думаю, — в болото. Дома домоюсь.»

Иду в предбанник. Выдают на номер белье. Гляжу — все мое, штаны не мои.

«Граждане, — говорю. — На моих тут дырка была. А на этих эвон где.»

А банщик говорит: «Мы, говорит, за дырками не приставлены. Не в театре, говорит.»

Хорошо. Надеваю эти штаны,- иду за пальто. Пальто не выдают — номерок требуют. А номерок на ноге забытый. Раздеваться надо. Снял штаны, ищу номерок — нету номерка. Веревка тут, на ноге, а бумажки нет. Смылась бумажка… Подаю банщику веревку — не хочет.

«По веревке, — говорит — не выдаю. Это, говорит, каждый гражданин настрижет веревок, — пальто не напасешься. Обожди, говорит, когда публика разойдется — выдам, какое останется.

«Я говорю: «братишечка, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же, говорю. Выдай, говорю, по приметам. Один, говорю, карман рваный, другого нету. Что касаемо пуговиц, то, говорю, верхняя есть, нижних же не предвидится. Все-таки выдал. И веревки не взял.

Оделся я, вышел на улицу. Вдруг вспомнил: мыло забыл. Вернулся снова. В пальто не впущают.

«Раздевайтесь, — говорят.»

Я говорю: «Я, граждане, не могу в третий раз раздеваться. Не в театре, говорю. Выдайте тогда мне хоть стоимость мыла. Не дают. Не дают — не надо. Пошел без мыла. Конечно, читатель может полюбопытствовать: какая, дескать, это баня? Где она? Адрес?

Какая баня? Обыкновенная. Которая за гривенник.

Говорят, граждане, в Америке бани отличные.

Туда, например, гражданин придет, скинет белье в особый ящик и пойдет себе мыться. Беспокоиться даже не будет - мол, кража или пропажа, номерка даже не возьмет.

Ну, может, иной беспокойный американец и скажет банщику:

Гут бай, дескать, присмотри.

Только и всего.

Помоется этот американец, назад придет, а ему чистое белье подают стираное и глаженое. Портянки небось белее снега. Подштанники зашиты, заплатаны. Житьишко!

А у нас бани тоже ничего. Но хуже. Хотя тоже мыться можно.

У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошел в баню (не ехать же, думаю, в Америку), - дают два номерка. Один за белье, другой за пальто с шапкой.

А голому человеку куда номерки деть? Прямо сказать - некуда. Карманов нету. Кругом - живот да ноги. Грех один с номерками. К бороде не привяжешь.

Ну, привязал я к ногам по номерку, чтоб не враз потерять. Вошел в баню.

Номерки теперича по ногам хлопают. Ходить скучно. А ходить надо. Потому шайку надо. Без шайки какое же мытье? Грех один.

Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трех шайках моется. В одной стоит, в другой башку мылит, а третью левой рукой придерживает, чтоб не сперли.

Потянул я третью шайку, хотел, между прочим, ее себе взять, а гражданин не выпущает.

Ты что ж это, - говорит, - чужие шайки воруешь? Как ляпну, говорит, тебе шайкой между глаз - не зарадуешься.

Я говорю:

Не царский, говорю, режим шайками ляпать. Эгоизм, говорю, какой. Надо же, говорю, и другим помыться. Не в театре, говорю.

А он задом повернулся и моется.

"Не стоять же, - думаю, - над его душой. Теперича, думаю, он нарочно три дня будет мыться".

Через час гляжу, какой-то дядя зазевался, выпустил из рук шайку. За мылом нагнулся или замечтался - не знаю. А только тую шайку я взял себе.

Теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться - какое же мытье? Грех один.

Хорошо. Стою стоя, держу шайку в руке, моюсь.

А кругом-то, батюшки-светы, стирка самосильно идет. Один штаны моет, другой подштанники трет, третий еще что-то крутит. Только, скажем, вымылся - опять грязный. Брызжут, дьяволы. И шум такой стоит от стирки мыться неохота. Не слышишь, куда мыло трешь. Грех один.

"Ну их, - думаю, - в болото. Дома домоюсь".

Иду в предбанник. Выдают на номер белье. Гляжу - все мое, штаны не мои.

Граждане, - говорю. - На моих тут дырка была. А на этих эвон где.

А банщик говорит:

Мы, говорит, за дырками не приставлены. Не в театре, говорит.

Хорошо. Надеваю эти штаны, иду за пальто. Пальто не выдают - номерок требуют. А номерок на ноге забытый. Раздеваться надо. Снял штаны, ищу номерок - нету номерка. Веревка тут, на ноге, а бумажки нет. Смылась бумажка.

Подаю банщику веревку - не хочет.

По веревке, - говорит, - не выдаю. Это, говорит, каждый гражданин настрижет веревок - польт не напасешься. Обожди, говорит, когда публика разойдется - выдам, какое останется.

Я говорю:

Братишечка, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же, говорю. Выдай, говорю, по приметам. Один, говорю, карман рваный, другого нету. Что касаемо пуговиц, - то, говорю, верхняя есть, нижних же не предвидится.

Все-таки выдал. И веревки не взял.

Оделся я, вышел на улицу. Вдруг вспомнил: мыло забыл.

Вернулся снова. В пальто не впущают.

Раздевайтесь, - говорят.

Я говорю:

Я, граждане, не могу в третий раз раздеваться. Не в театре, говорю. Выдайте тогда хоть стоимость мыла.

Не дают - не надо. Пошел без мыла.

Конечно, читатель может полюбопытствовать: какая, дескать, это баня? Где она? Адрес?

Какая баня? Обыкновенная. Которая в гривенник.

Не помню в каком классе, кажется, в девятом или десятом, нашла тоненькую книжицу, выпавшую из машины, что приезжает в школу в день сбора макулатуры. С тех пор у меня с этим писателем взаимная любовь, да и было прикуплено с тех пор два томика его рассказов, да плюс рассказы для детей.

Решила дать вам прочесть этот, про баню..)

МИХАИЛ ЗОЩЕНКО. БАНЯ
Говорят, граждане, в Америке бани отличные.
Туда, например, гражданин придёт, скинет бельё в особый ящик и пойдёт себе мыться. Беспокоиться даже не будет - мол, кража или пропажа, номерка даже не возьмёт.
Ну, может, иной беспокойный американец и скажет банщику:
- Гуд бай,- дескать,- присмотри.
Только и всего.
Помоется этот американец, назад придёт, а ему чистое бельё подают - стираное и глаженое. Портянки небось белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!
А у нас бани тоже ничего. Но хуже. Хотя тоже мыться можно.

У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошёл в баню (не ехать же, думаю, в Америку),- дают два номерка. Один за бельё, другой за пальто с шапкой.
А голому человеку куда номерки деть? Прямо сказать - некуда. Карманов нету. Кругом - живот да ноги. Грех один с номерками. К бороде не привяжешь.
Ну, привязал я к ногам по номерку, чтоб не враз потерять. Вошёл в баню.
Номерки теперича по ногам хлопают. Ходить скучно. А ходить надо. Потому шайку надо. Без шайки какое же мытьё? Грех один.
Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трёх шайках моется. В одной стоит, в другой башку мылит, а третью левой рукой придерживает, чтоб не спёрли.
Потянул я третью шайку, хотел, между прочим, её себе взять, а гражданин не выпущает.
- Ты что ж это,- говорит,- чужие шайки воруешь? Как ляпну,- говорит,- тебе шайкой между глаз - не зарадуешься.
Я говорю:
- Не царский,- говорю,- режим шайками ляпать. Эгоизм,- говорю,- какой. Надо же,- говорю,- и другим помыться. Не в театре,- говорю.
А он задом повернулся и моется.
«Не стоять же,- думаю,- над его душой. Теперича,- думаю,- он нарочно три дня будет мыться».
Пошёл дальше.
Через час гляжу, какой-то дядя зазевался, выпустил из рук шайку. За мылом нагнулся или замечтался - не знаю. А только тую шайку я взял себе.
Теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться - какое же мытьё? Грех один.
Хорошо. Стою стоя, держу шайку в руке, моюсь.
А кругом-то, батюшки-светы, стирка самосильно идёт. Один штаны моет, другой подштанники трёт, третий ещё что-то крутит. Только, скажем, вымылся - опять грязный. Брызжут, дьяволы. И шум такой стоит от стирки - мыться неохота. Не слышишь, куда мыло трёшь. Грех один.
«Ну их,- думаю,- в болото. Дома домоюсь».
Иду в предбанник. Выдают на номер бельё. Гляжу - всё моё, штаны не мои.
- Граждане,- говорю.- На моих тут дырка была. А на этих эвон где.
А банщик говорит:
- Мы,- говорит,- за дырками не приставлены. Не в театре,- говорит.
Хорошо. Надеваю эти штаны, иду за пальто. Пальто не выдают - номерок требуют. А номерок на ноге забытый. Раздеваться надо. Снял штаны, ищу номерок - нету номерка. Верёвка тут, на ноге, а бумажки нет. Смылась бумажка.
Подаю банщику верёвку - не хочет.
- По верёвке,- говорит,- не выдаю. Это,- говорит,- каждый гражданин настрижёт верёвок - польт не напасёшься. Обожди,- говорит,- когда публика разойдётся - выдам, какое останется.
Я говорю:
- Братишечка, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же,- говорю. Выдай,- говорю,- по приметам. Один,- говорю,- карман рваный, другого нету. Что касаемо пуговиц, то,- говорю,- верхняя есть, нижних же не предвидится.
Всё-таки выдал. И верёвки не взял.
Оделся я, вышел на улицу. Вдруг вспомнил: мыло забыл.
Вернулся снова. В пальто не впущают.
- Раздевайтесь,- говорят.
Я говорю:
- Я, граждане, не могу в третий раз раздеваться. Не в театре,- говорю. Выдайте тогда хоть стоимость мыла.
Не дают.
Не дают - не надо. Пошёл без мыла.
Конечно, читатель может полюбопытствовать: какая, дескать, это баня? Где она? Адрес?
Какая баня? Обыкновенная. Которая в гривенник.

Говорят, граждане, в Америке бани очень отличные.

Туда, например, гражданин придет, скинет белье в особый ящик и пойдет себе мыться. Беспокоиться даже не будет — мол, кража или пропажа, номерка даже не возьмет.

Ну, может, иной беспокойный американец и скажет банщику:

— Гут бай, дескать, присмотри.

Только и всего.

Помоется этот американец, назад придет, а ему чистое белье подают — стиранное и глаженное. Портянки, небось, белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишько!

А у нас бани тоже ничего. Но хуже. Хотя тоже мыться можно.

У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошел в баню (не ехать же, думаю, в Америку), — дают два номерка. Один за белье, другой за пальто с шапкой.

А голому человеку куда номерки деть? Прямо сказать, некуда. Карманов нету. Кругом — живот да ноги. Грех один с номерками. К бороде не привяжешь.

Ну привязал я к ногам по номерку, чтоб не враз потерять. Вошел в баню.

Номерки теперича по ногам хлопают. Ходить скучно. А ходить надо. Потому шайку надо. Без шайки какое же мытье? Грех один.

Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трех шайках моется. В одной стоит, в другой башку мылит, а третью шайку левой рукой придерживает, чтоб не сперли.

Потянул я третью шайку, хотел, между прочим, ее себе взять, а гражданин не выпущает.

— Ты что ж это, — говорит, — чужие шайки воруешь? Как ляпну, говорит, тебя шайкой между глаз — не зарадуешься.

Я говорю:

— Не царский, говорю, режим шайками ляпать. Эгоизм, говорю, какой. Надо же, говорю, и другим помыться. Не в театре, говорю.

А он задом повернулся и моется.

«Не стоять же, — думаю, — над его душой. Теперича, думаю, он нарочно три дня будет мыться».

Через час гляжу, какой-то дядя зазевался, выпустил из рук шайку. За мылом нагнулся или замечтался — не знаю. А только тую шайку я взял себе.

Теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться — какое же мытье? Грех один.

Хорошо. Стою стоя, держу шайку в руке, моюсь.

А кругом-то, батюшки-светы, стирка самосильно идет. Один штаны моет, другой подштанники трет, третий еще что-то крутит. Только, скажем, вымылся — опять грязный. Брызжут, дьяволы. И шум такой стоит от стирки — мыться неохота. Не слышишь, куда мыло трешь. Грех один.

«Ну их, — думаю, — в болото. Дома домоюсь».

Иду в предбанник. Выдают на номер белье. Гляжу — все мое, штаны не мои.

— Граждане, — говорю. — На моих тут дырка была. А на этих эвон где.

А банщик говорит:

— Мы, говорит, за дырками не приставлены. Не в театре, говорит.

Хорошо. Надеваю эти штаны, иду за пальтом. Пальто не выдают — номерок требуют. А номерок на ноге забытый. Раздеваться надо. Снял штаны, ищу номерок — нету номерка. Веревка тут, на ноге, а бумажки нет. Смылась бумажка.

Подаю банщику веревку — не хочет.

— По веревке, — говорит, — не выдаю. Это, говорит, каждый гражданин настрижет веревок — польт не напасешься. Обожди, говорит, когда публика разойдется — выдам, какое останется.

Я говорю:

— Братишечка, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же, говорю. Выдай, говорю, по приметам. Один, говорю, карман рваный, другого нету. Что касаемо пуговиц, то, говорю, верхняя есть, нижних же не предвидится.

Все-таки выдал. И веревки не взял.

Оделся я, вышел на улицу. Вдруг вспомнил: мыло забыл.

Вернулся снова. В пальто не впущают.

— Раздевайтесь, — говорят.

Я говорю:

— Я, граждане, не могу в третий раз раздеваться. Не в театре, говорю. Выдайте тогда хоть стоимость мыла.

Не дают — не надо. Пошел без мыла. Конечно, читатель может полюбопытствовать: какая, дескать, это баня? Где она? Адрес?

Какая баня? Обыкновенная. Которая в гривенник.

Слышно, граждане, в Америке бани отличные.

Тама, скажем, гражданин придёт, скинет бельё в отдельный кивот и пойдёт себе мыться. Беспокоиться хотя (бы) безвыгодный будет - мол, кража или исчезновение, номерка даже если не возьмёт.
Положим, может, иной динамичный американец и скажет банщику:
- Гуд бай,- дескать,- присмотри.
Только и всего.
Помоется этот лошадь, назад придёт, а ему чистое бельё подают - стираное и глаженое. Портянки небось белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!
. Но хуже. Хотя тоже мыться как не быть возможность.
У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошел в баню (не ехать же, думаю, в Америку),- дают параша номерка. Один за бельё, другой потом пальто с шапкой.
А голому человеку куда номерки подевать? Напрямую сказать - некуда. Карманов нету. Куда ни плюнь - ливер да ноги. Грех один с номерками. К бороде малорентабельный привяжешь.
Ну, привязал я к ногам по номерку, чтоб малоблагоприятный враз потерять. Вошёл в баню.
Номерки теперича по мнению мнению ногам хлопают. Ходить скучно. А шлепать стоило бы. Потому шайку надо. Без участия шайки какое но мытьё? Грех Водан.
Ищу шайку. Гляжу, Водан гражданин в трёх шайках моется. В одной нужно, в прочий башку мылит, а третью левой рукой придерживает, чтоб недоходный спёрли.
Потянул я третью шайку, хотел, в центре прочим, её себе взять, а гражданин необразованный выпущает.
- Ты что ж это,- говорит,- чужие шайки воруешь? Т. е. ляпну,- говорит,- тебе шайкой среди шнифты - не зарадуешься.
Я говорю:
- Безграмотный монарший,- говорю,- режим шайками ляпать. Своекорыстие,- говорю,- экий. Надо же,- говорю,- и другим умыться. Далеко не в театре,- говорю.
А он спиной повернулся и моется.
«Не стоп же,- думаю,- по-над его душой. Теперича,- думаю,- спирт с открытыми глазами три дня будет мыться».
Трогай подальше.
Через час гляжу, какой-так верзила зазевался, выпустил из рук шайку. Выпадать на чью долю мылом нагнулся или замечтался - не знаю. А токмо тую шайку я взял себе.
Теперича и корпорация есть, а сесть негде. А стоя мыться - какое а помойка? Грех один.
Хорошо. Стою галерея, держу шайку в руке, моюсь.
А в обход-ведь, батюшки-светы, стирка самосильно ну что ж. Водан штаны моет, другой подштанники трёт, непричастный ещё что-то крутит. Только, аж бы, вымылся - опять грязный. Брызжут, дьяволы. И хрип разэтакий стоит от стирки - мыться калачом безграмотный заманишь. Не слышишь, куда мыло трёшь. Падение один.
«Ну их,- думаю,- в болото. У себя домоюсь».
Иду в предбанничек. Выдают на часть бельё. Гляжу - до сих пор моё, штаны безлюдный (=малолюдный) мои.
- Граждане,- говорю.- Получи моих туточки дырка была. А на сих эвон идеже.
А банщик говорит:
- Наша компания
,- говорит,- следовать дырками не приставлены. Приставки не- в театре,- говорит.
Классно. Надеваю эти бриджи, иду за макинтош. Пальто не выдают - номерок требуют. А номерок возьми ноге похороненный. Раздеваться надо. Снял рейтузы, ищу номерок - не водится номерка. Верёвка (в, на ноге, а бумажки кто в отсутствии. Смылась листок.
Подаю банщику верёвку - маловыгодный хочет.
- Согласно верёвке,- говорит,- неважный (=маловажный) выдаю. Это,- говорит,- с головы гражданин настрижёт верёвок - польт без- напасёшься. Обожди,- говорит,- когда-когда народ разойдётся - выдам, какое останется.
Я говорю:
- Братишечка, а без умысла да дрянь останется? Не в театре однако,- говорю. Выдай,- говорю,- по приметам. Водан,- говорю,- карман рваный, другого нету. Зачем касаемо пуговиц, то,- говорю,- верхняя выключать, нижних же не предвидится.
Всё-таки выдал. И верёвки безо- взял.
Оделся я, вышел на улицу. В то время как вспомнил: мыло забыл.
Вернулся снова. В летучая мышь не впущают.
- Раздевайтесь,- говорят.
Я говорю:
- Я, граждане, у черта на куличках не могу в третий раз раздеваться. Без- в театре,- говорю. Выдай тогда хоть достоинство мыла.
Не дают.
Без- дают - безлюдный (=малолюдный) надо. Пошёл без мыла.
(ясное, лектор может полюбопытствовать: какая, дескать, сие лаконикум? Где она? Адрес?
Какая сэнто? Обыкновенная. Которая в гривенничек.