Ипподром: Ипподромы, обагренные кровью. Древняя игрушка раскрыла секрет римских колесниц

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Го́нки на колесни́цах (или колесничные бега ) были одним из популярнейших видов спорта в Древней Греции и Римской империи .

Происхождение гонок

Точно не установлено, когда и где начали устраивать гонки на колесницах как спортивное состязание. Вероятно, этим гонкам столько же лет, сколько и самим колесницам. По изображениям на керамике нам известно, что такое развлечение существовало уже в Микенах , но первое литературное упоминание о колесничных гонках принадлежит Гомеру - они описаны в двадцать третьей книге «Илиады » и происходят на играх в честь похорон Патрокла . В той гонке участвовали Диомед, Евмел, Антилох, Менелай, Лохопед и Мерион. Гонку в один круг, устроенную вокруг пня от срубленного дерева, выиграл Диомед. В качестве приза он получил рабыню и медный котёл.

Гонки на колесницах также считаются первым олимпийским видом спорта. По одной из легенд, царь Эномай вызывал на гонку всех претендентов на руку его дочери Гипподамии. Один из них, по имени Пелоп, сумел выиграть эту гонку, а затем стал устраивать в честь своей победы спортивные игры, с которых начались Олимпиады .

Олимпийские игры

В древних Олимпиадах, как и в других таких играх, было два вида колесничных гонок (по числу лошадей в упряжке): на колесницах-четвернях («тетрипон») и на парных колесницах («синорис»). Кроме количества лошадей, эти виды гонок ничем не отличались. Впервые гонки на колесницах как вид состязания были введены на Олимпиадах в 680 году до н. э. (на самом деле, конечно, Олимпийские игры начались не с них).

Гонка начиналась с торжественного въезда на Ипподром , в то время как глашатай объявлял имена наездников и владельцев. Ипподром в Олимпии имел до 600 метров в длину и до 200 метров в ширину, в одном заезде могли участвовать до 60 колесниц (хотя обычно их было гораздо меньше). Ипподром был устроен перед холмом, на котором могли стоя разместиться до 10 000 зрителей. Гонка состояла из 12 кругов по ипподрому, с резкими разворотами вокруг столба на каждом конце.

Применялись различные механические устройства, например, стартовые ворота («гисплекс»), опускавшиеся для старта гонки. Согласно Павзанию (греческий географ II века н. э.), эти ворота были изобретены архитектором Клеотом. Ворота были расположены уступом и открывались последовательно, начиная с дальних от середины ипподрома дорожек. Колесница из первых открытых ворот начинала разгоняться, а когда она равнялась со следующими воротами, они тоже открывались, давая старт очередной колеснице, и так далее. Когда открывались последние ворота, все колесницы находились примерно на одной линии, но имели разную скорость.

Были и другие устройства, называвшиеся «орёл» или «дельфин», их использовали для отсчёта кругов гонки. Вероятно, это были бронзовые фигуры, установленные на столбах у стартовой линии. Перед стартом их поднимали, а затем опускали по одному, показывая гонщикам, сколько осталось кругов.

В отличие от остальных Олимпийских состязаний, колесничие не соревновались обнажёнными. Возможно, так делалось ради безопасности - аварии случались нередко, да и пыли немало поднималось из-под копыт и колёс. Гоночные колесницы были сделаны по подобию боевых колесниц (которые к тому времени уже не использовались в битвах) - деревянная повозка с двумя колёсами, открытая сзади. Колесничий стоял на ногах, но сама повозка не имела никаких рессор и устанавливалась прямо на оси, так что езда была тряская.

Для зрителей самой захватывающей частью гонок было прохождение поворотного столба в конце ипподрома. Разворот был опасным манёвром, иногда смертельно опасным. Если соперники не успевали опрокинуть чужую колесницу до вхождения в поворот, то они могли протаранить или даже переехать её вместе с наездником и лошадьми прямо в момент огибания столба. Преднамеренный таран противника для разрушения или опрокидывания его колесницы формально запрещался правилами гонок, но поделать с этим ничего не могли (ещё в гонке на похоронах Патрокла Антилох выбил Менелая из заезда, разбив его колесницу). Аварии нередко происходили и просто так, без злого умысла соперников.

Гонки колесниц уступали в престижности «стадиону» (соревнования по бегу), но все же считались более важными, чем другие конные состязания, например, верховые скачки , которые были вскоре исключены из Олимпийских Игр.

Гонки в Византии

Как и многие характерные черты римской жизни, гонки на колесницах продолжались в Византийской империи , хотя византийцы не вели столь тщательный учёт и статистику гонок, как римляне. Константин предпочитал колесничные гонки гладиаторским боям, которые он считал языческим пережитком. Феодосий Первый , ревностный христианин, прекратил с 394 года проводить Олимпийские игры, ради искоренения язычества и для развития христианства. Гонки, тем не менее, продолжались.

Константинопольский Ипподром (типичный римский «циркус», а не греческий открытый ипподром), был соединён с императорским дворцом и храмом Святой Софии, поэтому зрители могли лицезреть своего императора, как и в Риме.
В Римской империи подкуп и другие виды мошенничества на гонках не были распространены, по крайней мере, свидетельств о таких случаях практически нет. В Византийской империи, вероятно, нарушений было больше. Кодекс Юстиниана , например, прямо запрещал наводить порчу на соперников по гонке, но о других способах вредительства или подкупа не сообщается. Возможно, таковых и не было.

Римские гоночные клубы продолжали существовать и в Византии, но сильными командами были только «Синие» и «Зеленые». Один из прославленных колесничих пятого века, Порфирий, в разное время состоял и в «Синих», и в «Зелёных».

Однако, в византийскую эпоху клубы были уже не просто спортивными командами. Они имели влияние в военных, политических и богословских вопросах. Например, «Синие» склонялись к монофизитству , а «Зеленые» сохраняли верность ортодоксальному (православному) направлению. Потом клубы превратились в нечто вроде преступных синдикатов и не брезговали грабежом и убийствами. Они устраивали уличные беспорядки ещё при Нероне, но на протяжении всего пятого и в начале шестого века их бунты продолжались и достигли предела при Юстиниане , в 532 году, когда случился крупнейший мятеж («мятеж Ника »), начавшийся после ареста нескольких членов клубов по обвинению в убийстве.

После подавления мятежа гонки пошли на спад. К тому же, расходы по устроению гонок сделались к этому времени чрезмерно велики и для клубов, и для императора.

Константинопольский Ипподром оставался местом отдыха императоров вплоть до 1204 года, когда он был разграблен при четвёртом Крестовом походе. Крестоносцы сняли бронзовые статуи четырёх коней, которые были частью построенного Константином Великим монумента, изображавшего колесницу «квадригу». Эти бронзовые кони существуют до сих пор и установлены в соборе Св. Марка в Венеции .

Напишите отзыв о статье "Гонки колесниц"

Литература

Настоящая статья является переводом аналогичной статьи из англоязычной Википедии. В оригинальной статье указаны следующие источники информации:

  • Boren, Henry C. Roman Society. - Lexington: D.C. Heath and Company, 1992. - ISBN 0-669-17801-2
  • Finley, M. I. The Olympic Games: The First Thousand Years. - New York: Viking press, 1976. - ISBN 0-670-52406-9
  • Harris, H. A. «Sport in Ancient Greece and Rome». Ithaca: Cornell University Press, 1972. ISBN 0-8014-0718-4
  • Homer. «The Iliad» (trans. by E. V. Rieu). London: Penguin Classics, 2003. ISBN 0-14-044794-6
  • Humphrey, John, «Roman Circuses: Arenas for Chariot Racing». Berkeley: University of California Press, 1986. ISBN 0-520-04921-7
  • Jackson, Ralph. «Gladiators and Caesars: The Power of Spectacle in Ancient Rome». Berkeley: University of California Press, 2000. ISBN 0-520-22798-0
  • Treadgold, Warren T. «A History of the Byzantine State and Society». Stanford: Stanford University Press, 1997. ISBN 0-8047-2630-2

Ссылки

  • Ростовцев М. И. , Сомов А. И. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Гонки колесниц

Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится, – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится, – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c"est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s"en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!

В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu"on a pu avoir envers vous, pensez que c"est votre pere… peut etre a l"agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n"oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c"est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l"espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.

Колесница - четверня («тетрипон», «квадрига»)

Гонки на колесницах (или колесничные бега) были одним из популярнейших видов спорта в Древней Греции и Римской империи.

Происхождение гонок

Точно не установлено, когда и где начали устраивать гонки на колесницах как спортивное состязание. Вероятно, этим гонкам столько же лет, сколько и самим колесницам. По изображениям на керамике нам известно, что такое развлечение существовало уже в Микенах, но первое литературное упоминание о колесничных гонках принадлежит Гомеру - они описаны в двадцать третьей книге «Илиады» и происходят на играх в честь похорон Патрокла. В той гонке участвовали Диомед, Евмел, Антилох, Менелай и Мерион. Гонку в один круг, устроенную вокруг пня от срубленного дерева, выиграл Диомед. В качестве приза он получил рабыню и медный котёл.

Гонки на колесницах также считаются первым олимпийским видом спорта. По одной из легенд, царь Эномай вызывал на гонку всех претендентов на руку его дочери Гипподамии. Один из них, по имени Пелоп, сумел выиграть эту гонку, а затем стал устраивать в честь своей победы спортивные игры, с которых начались Олимпиады.

Олимпийские игры

В древних Олимпиадах, как и в других Всегреческих играх, было два вида колесничных гонок (по числу лошадей в упряжке): на колесницах-четвернях («тетрипон») и на парных колесницах («синорис»). Кроме количества лошадей, эти виды гонок ничем не отличались. Впервые гонки на колесницах как вид состязания были введены на Олимпиадах в 680 году до н. э. (на самом деле, конечно, Олимпийские игры начались не с них).

Гонка начиналась с торжественного въезда на Гипподром, в то время как глашатай объявлял имена наездников и владельцев. Гипподром в Олимпии имел до 600 метров в длину и до 200 метров в ширину, в одном заезде могли участвовать до 60 колесниц (хотя обычно их было гораздо меньше). Ипподром был устроен перед холмом, на котором могли стоя разместиться до 10 000 зрителей. Гонка состояла из 12 кругов по ипподрому, с резкими разворотами вокруг столба на каждом конце.

Применялись различные механические устройства, например, стартовые ворота («гисплекс»), опускавшиеся для старта гонки. Согласно Павзанию (греческий географ II века н. э.), эти ворота были изобретены архитектором Клеотом. Ворота были расположены уступом и открывались последовательно, начиная с дальних от середины ипподрома дорожек. Колесница из первых открытых ворот начинала разгоняться, а когда она равнялась со следующими воротами, они тоже открывались, давая старт очередной колеснице, и так далее. Когда открывались последние ворота, все колесницы находились примерно на одной линии, но имели разную скорость.

Были и другие устройства, называвшиеся «орёл» или «дельфин», их использовали для отсчёта кругов гонки. Вероятно, это были бронзовые фигуры, установленные на столбах у стартовой линии. Перед стартом их поднимали, а затем опускали по одному, показывая гонщикам, сколько осталось кругов.

В отличие от остальных Олимпийских состязаний, колесничие не соревновались обнажёнными. Возможно, так делалось ради безопасности - аварии случались нередко, да и пыли немало поднималось из-под копыт и колёс. Гоночные колесницы были сделаны по подобию боевых колесниц (которые к тому времени уже не использовались в битвах) - деревянная повозка с двумя колёсами, открытая сзади. Колесничий стоял на ногах, но сама повозка не имела никаких рессор и устанавливалась прямо на оси, так что езда была тряская.

Для зрителей самой захватывающей частью гонок было прохождение поворотного столба в конце ипподрома. Разворот был опасным манёвром, иногда смертельно опасным. Если соперники не успевали опрокинуть чужую колесницу до вхождения в поворот, то они могли протаранить или даже переехать её вместе с наездником и лошадьми прямо в момент огибания столба. Преднамеренный таран противника для разрушения или опрокидывания его колесницы формально запрещался правилами гонок, но поделать с этим ничего не могли (ещё в гонке на похоронах Патрокла Антилох выбил Менелая из заезда, разбив его колесницу). Аварии нередко происходили и просто так, без злого умысла соперников.

Гонки колесниц уступали в престижности «стадиону» (соревнования по бегу), но все же считались более важными, чем другие конные состязания, например, верховые скачки, которые были вскоре исключены из Олимпийских Игр.

В микенские времена гонщик-возница сам являлся владельцем колесницы, поэтому приз получал непосредственный победитель гонки. Но уже ко времени Всеэллинских игр владельцы колесниц обычно имели рабов-возниц, и приз доставался владельцу. Арсецил, царь Кирены, выиграл гонку колесниц на Пифийских играх в 462 году до н. э., когда его раб-возница единственным доехал до финиша. В 416 году до н. э. афинский военачальник Алкивиад выставил на гонку сразу семь колесниц, одна из которых выиграла; понятно, что он не мог править всеми семью сам. Филипп II, царь Македонии, выиграл олимпийскую колесничную гонку, чтобы доказать, что не является варваром; хотя, если бы он правил колесницей сам, его бы посчитали хуже чем варваром. Победителем гонки вполне могла стать даже женщина, несмотря на то, что женщины не допускались на Игры ни как участницы, ни как зрители. Такое изредка происходило: например, спартанка Циниска, дочь царя Агесилая Второго, дважды выигрывала гонку колесниц.

Гонки колесниц входили в программу соревнований и других игр в Древней Греции, а на Всеафинских играх в Афинах они были важнейшим состязанием. Здесь победитель гонок на четвернях получал 140 амфор оливкового масла, чрезвычайно дорогостоящий приз. Это было больше, чем атлету могло понадобиться за всю его карьеру, и значительная часть приза, вероятно, продавалась другим атлетам.

Гонки в Древнем Риме

Гонки на колесницах. Древний Рим

Римляне, вероятно, переняли гонки на колесницах от этрусков, которые сами позаимствовали их у греков. Было и непосредственное греческое влияние, после завоевания римлянами Греции в 146 году до н. э.

В Риме колесничные гонки устраивались главным образом на гигантском ипподроме Циркус Максимус, который имел сидячие места для 150 000 зрителей и располагался в долине между холмами Палатин и Авентин. Возможно, Циркус Максимус ведёт свою историю ещё от этрусков, но около 50 года до н. э. Юлий Цезарь перестроил его, увеличив до 600 метров в длину и 225 метров в ширину.

Римляне, по примеру греков, использовали систему стартовых ворот, называемых «карцеры» (лат. carcer - тюрьма, препятствие). Они, как и греческие «гисплексы», шли уступом, но располагались немного по-другому. Римский ипподром имел посередине барьер (spina), разделяющий дорожки. Стартовые позиции находились на одной стороне, а не по всей ширине ипподрома, как у греков. Когда колесницы выстраивались в воротах, император (или другой устроитель гонок, если состязания проходили не в Риме) бросал платок (mappa), давая старт заезду.

Во время гонки колесницы обгоняли и «подрезали» соперников, пытаясь вынудить их врезаться в разделительный барьер, spina. На барьере были установлены, по примеру греческих «орлов», бронзовые «яйца», которые сбрасывались в жёлоб с водой, идущий по верху барьера, обозначая количество оставшихся кругов. Барьер со временем становился все более помпезным, его украшали статуями и обелисками, так что зрители часто не могли разглядеть происходящее на противоположной стороне гоночной дорожки (считалось, что это только подстёгивает напряжение и интерес к гонке). По концам барьера стояли поворотные столбы (meta), здесь случались захватывающие столкновения и крушения колесниц, как и на греческих гонках. Если возница или лошади получали увечья, то такая авария называлась naufragium (это слово означает также «кораблекрушение»).

Ежедневно устраивались десятки заездов, иногда на протяжении сотен дней подряд. Сама гонка проходила так же, как и у греков, но заезд состоял из 7 кругов, в отличие от 12 кругов в греческих гонках. Затем заезды сократили до 5 кругов, чтобы за день можно было устроить ещё больше заездов.

Колесницы запрягались четверней («квадрига», quadriga) или парой («бига», biga), но более важными считались, конечно, гонки на четвернях. Иногда, если колесничий хотел продемонстрировать своё мастерство, он мог запрячь до 10 лошадей сразу, но пользы в этом не было никакой. Римские гонщики, в отличие от греческих, надевали шлемы и другое защитное оснащение. Они также обычно наматывали поводья себе на руки (вероятно, для лучшего контроля над лошадьми), а греки держали поводья в руках. Из-за этого римские возницы оказывались в трудном положении при крушении колесницы: они не могли быстро освободиться от поводьев, и лошади волокли их по дорожке. Поэтому они имели при себе ножи для перерезания поводьев. Воспроизведение римской колесничной гонки можно увидеть в знаменитом фильме «Бен-Гур» (1959).

Ещё одно важное отличие заключалось в том, что победителем гонки считался сам колесничий, auriga, хотя обычно он так же являлся рабом, как и в Древней Греции. Победитель получал лавровый венок и немного денег. Если раб часто выигрывал гонки, он мог выкупить свою свободу. Обычно продолжительность жизни колесничего была невысока, а гонщик, сумевший выжить после многих проведённых гонок, становился знаменитым на всю Империю. Таким прославленным гонщиком был Скорпус, который выиграл свыше 2000 заездов и погиб в возрасте 27 лет в столкновении у поворотного столба. Знаменитостями становились и лошади, хотя их жизнь тоже была недолгой. Римляне вели подробную статистику по именам, породам и родословным прославленных лошадей.

Места в Циркусе были бесплатными для бедноты, которой попросту нечем было заняться в Риме после падения Республики, ибо до политики и военных дел эти люди уже не допускались. Обеспеченные люди покупали места под навесом, в тени, откуда лучше была видна гонка. Они также делали ставки на исход заездов. Императорский дворец располагался неподалёку от ипподрома, и хозяин дворца часто посещал гонки. Для народа это была одна из немногих возможностей увидеть своего вождя. Юлий Цезарь часто приезжал на гонки лишь для того, чтобы показаться на публике, хотя к самим заездам оставался равнодушен и обычно брал с собой что нибудь почитать.

Нерон, напротив, был страстным поклонником колесничных гонок. Он сам умел править колесницей, и даже выиграл гонку на Олимпийских играх (которые проводились и в римскую эпоху). При Нероне начали формироваться крупнейшие гоночные клубы. Самыми важными были четыре команды: «Красные», «Синие», «Зеленые» и «Белые». Они существовали ещё до Нерона, в качестве друзей и покровителей отдельных конюшен, занимавшихся производством гоночных лошадей. Нерон подпитывал эти клубы денежными ассигнованиями, и они набрали такую силу, что их едва удавалось контролировать. Каждая команда могла выставить в одном заезде до трёх колесниц. Гонщики одной команды действовали в заезде сообща против колесниц враждебных команд, например, «подрезая» их к барьеру и провоцируя крушение (такой приём разрешался правилами, на радость зрителям). Гонщики могли переходить из одной команды в другую, как и в современном профессиональном спорте.

По неодобрительному отзыву Тертуллиана («De spectaculis» 9.5), первоначально команд было две, «Белые» и «Красные», посвящённые зиме и лету соответственно. В начале третьего века н. э., когда он писал свои заметки, «Красные» посвящали себя Марсу, «Белые» - Зефиру, «Зеленые» - Матери Земле, или весне, и «Синие» - морю и небесам, или осени. Домициан создал две новые команды, «Пурпурные» и «Золотые». Однако, к концу третьего века сохранили силу только команды «Синих» и «Зелёных».

В Римской империи было множество гоночных ипподромов («циркусов»). Крупный ипподром, Циркус Максентиус, находился недалеко от Рима. Также большие ипподромы имели Александрия и Антиохия. Ирод Великий построил четыре ипподрома в Иудее. В четвёртом веке Константин Великий построил «циркус» в своей новой столице, Константинополе.

Колесничий Гай Аппулей Диокл считается самым высокооплачиваемым спортсменом в истории, за свою карьеру он заработал 35 863 120 сестерциев (эта сумма была выбита на памятнике Гаю Аппулею Диоклу, воздвигнутом болельщиками), что, согласно оценкам учёных, приблизительно эквивалентно современным 15 миллиардам долларов США.

Гонки в Византии

См. также: Партии ипподрома

Как и многие характерные черты римской жизни, гонки на колесницах продолжались в Византийской империи, хотя византийцы не вели столь тщательный учёт и статистику гонок, как римляне. Константин предпочитал колесничные гонки гладиаторским боям, которые он считал языческим пережитком. Феодосий Первый, ревностный христианин, прекратил с 394 года проводить Олимпийские игры, ради искоренения язычества и для развития христианства. Гонки, тем не менее, продолжались.

Константинопольский Ипподром (типичный римский «циркус», а не греческий открытый ипподром), был соединён с императорским дворцом и храмом Святой Софии, поэтому зрители могли лицезреть своего императора, как и в Риме.

В столице Византии велась напряжённая борьба партий команд колесниц.

В Римской империи подкуп и другие виды мошенничества на гонках не были распространены, по крайней мере, свидетельств о таких случаях практически нет. В Византийской империи, вероятно, нарушений было больше. Кодекс Юстиниана, например, прямо запрещал наводить порчу на соперников по гонке, но о других способах вредительства или подкупа не сообщается. Возможно, таковых и не было.

Римские гоночные клубы продолжали существовать и в Византии, но сильными командами были только «Синие» и «Зеленые». Один из прославленных колесничих пятого века, Порфирий, в разное время состоял и в «Синих», и в «Зелёных».

Однако, в византийскую эпоху клубы были уже не просто спортивными командами. Они имели влияние в военных, политических и богословских вопросах. Например, «Синие» склонялись к монофизитству, а «Зеленые» сохраняли верность ортодоксальному (православному) направлению. Потом клубы превратились в нечто вроде преступных синдикатов и не брезговали грабежом и убийствами. Они устраивали уличные беспорядки ещё при Нероне, но на протяжении всего пятого и в начале шестого века их бунты продолжались и достигли предела при Юстиниане, в 532 году, когда случился крупнейший мятеж («мятеж Ника»), начавшийся после ареста нескольких членов клубов по обвинению в убийстве.

После подавления мятежа гонки пошли на спад. К тому же, расходы по устроению гонок сделались к этому времени чрезмерно велики и для клубов, и для императора.

Константинопольский Ипподром оставался местом отдыха императоров вплоть до 1204 года, когда он был разграблен при четвёртом Крестовом походе. Крестоносцы сняли бронзовые статуи четырёх коней, которые были частью построенного Константином Великим монумента, изображавшего колесницу «квадригу». Эти бронзовые кони существуют до сих пор и установлены в соборе Св. Марка в Венеции.

Бронзовая модель античной колесницы рассказала о том, как участники древних гонок увеличивали свои шансы на победу.

Гонки на колесницах были очень популярным видом спорта на протяжении двух тысяч лет. Их проводили в Древней Греции, Риме и Византии, с микенской эпохи и до падения Константинополя (1453 г.). Следы от колёс, сохранившиеся на древних ипподромах, показывают, как много было колесниц в Риме. Но от них почти ничего не осталось: органические части таких «повозок» быстро разлагались, а то, что было сделано из металла, шло в переплавку. Именно поэтому об устройстве колесниц мы знаем только в общих чертах.

Но некоторые детали всё же можно узнать по некоторым другим находкам. Так, в 90-х годах XIX века в Риме, в реке Тибре обнаружили уникальный предмет - бронзовую игрушечную колесницу. Тибрская модель, как её назвали, сейчас хранится в Британском музее. Она является уменьшенной копией биги (biga) – повозки, в которую запрягались две лошади (фигурка одной из них и фигурка возничего не сохранились). Исследователи говорят, что это была очень дорогая игрушка. Ее датируют I–II вв. н.э., а владельцем её мог быть, например, император Нерон. По письменным источникам известно, что он, уже став императором, «продолжал играть на доске маленькими колесницами из слоновой кости» (Светоний. Нерон, 22).

Тибрская колесница и спустя столетие продолжает привлекать внимание исследователей. В 2014 году в ней заметили интересную особенность: правое колесо повозки несколько больше левого, и на его внешнем крае видна тонкая полоса, напоминающая обод или шину. Доктор Бела Шандор из Висконсинского университета в Мадисоне (США) считает, что это утолщение сделали неслучайно. В своей статье, опубликованной в Journal of Roman Archaeology , он пишет, что мастеру, создавшему модель, было бы проще изготовить два одинаковых колёсика. А значит, асимметрия здесь преднамеренная – возможно, потому, что заказчик хотел иметь очень точную копию. Исследователь полагает, что на настоящей колеснице «шина» представляла собой железную полосу.

Колёса таких повозок обычно делали из деревянных частей, которые склеивали и стягивали ремнями из сыромятной кожи. Очевидно, что при больших нагрузках и скорости колёса часто ломались. Именно потому их могли укреплять тонкой железной полосой. Но почему она есть только на одном колесе? И почему на правом?

У Белы Шандора есть ответ и на эти вопросы. Укреплять оба колеса было нецелесообразно: железные детали сильно утяжеляли колесницу и снижали её скорость. Колесницы на ипподромах двигались по кругу, против часовой стрелки, а значит всё время поворачивали налево. При таком повороте наибольшая нагрузка идёт именно на правое колесо. Его и снабжали железной «шиной».

Расчёты показывают, что такая «асимметрия» колёс была оптимальной: у повозок без железных «шин» шансы на успех были равнялись примерно 50%, у повозок с двумя металлическими ободами – 30%, а с одним – 80%. Вряд ли древние конструкторы пускались в подобные вычисления, скорее всего, компромисс между скоростью и весом искали опытным путем.

Тибрская модель позволила оценить и параметры колесницы. Такой античный «болид» весил 25–30 кг, ширина его колеи достигала около 155 см, а диаметр колеса равнялся примерно 65 см.

Что касается гонок на колесницах-это, конечно, самый зрелищный вид состязаний во все времена: для Древней Греции, для эллинистической эпохи, для римских и византийских времен. Но одновременно это и самый опасный вид спорта античности. Небольшим преувеличением будет сказать, что стадионы были буквально усеяны костями неудачливых участников заездов. Самым сложным и при этом опасным приемом на состязаниях такого рода было суметь максимально близко подогнать к мете свою колесницу, чтобы за- тем на крутом повороте обойти противника. Для того чтобы вписаться в крутой поворот и оторваться от своего противника, нужно было вовремя придержать коней, осуществить epoche. Собственно, опасность этого вида спорта и гибель возничих были связаны со сложностью в овладении этим приемом. Колесницы просто переворачивались на ходу, погребая под собой людей и лошадей. Можно также вспомнить поэму Парменида, где вновь речь идет о некоем продвижении загадочной колесницы по траектории, отчасти напоминающей движение колесницы на ипподроме.

Конечно, такая зрелищность, связанная с гибелью спортсмена, привлекала толпы зрителей. В Риме императоры в силу многих причин благоволили именно этому виду спорта. Например, императоры Калигула или Нерон не просто строили огромные стадионы для состязаний на колесницах, но и сами принадлежали к одной из партий болельщиков. Таковых традиционно было четыре: «красные», «белые», «зеленые» и «синие». Императоры в Риме, а позднее в Новом Риме, Константинополе, в силу разных причин прилагали большие усилия к развитию именно этого вида спорта.

Римские триумфы

В Древнем Риме проводили Пятилетние игры по образцу Олимпийских и других древнегреческих игр. В ряду массовых зрелищ, продолжающих эту линию, стоят и римские триумфы. Это были массовые традиционные парады, парады-спектакли, где народ принимал участие лишь в качестве зрителя.

Триумфы всегда были связаны с победами над врагом и являлись массовыми спектаклями, прославляющими республику, ее силу, могущество, мужество ее боевых легионов. Центральной фигурой парада-спектакля, где использовались музыка, песни, стихи, шествия, пляски, иллюминация, был триумфатор, в честь которого и устраивался праздник. Обязательным компонентом триумфа было участие победоносных римских легионов – театрализованный военный парад, являющийся одним из основных звеньев массового спектакля.

Триумфы поражали своей оригинальностью. Римский историк и писатель Светоний свидетельствовал о том, как после одного из триумфов Цезаря весной 46 г. до н.э. вечером жители Рима были поражены необыкновенной иллюминацией: множество факелов, установленных на спинах вереницы идущих слонов, освещали триумфатору путь на Капитолий.

Заключение

Огромное место в жизни широчайших народных масс античности занимали массовые зрелища и праздники, ведущие свою родословную от календарных обрядов. Главным богам-покровителям и мелким божествам воздавали почести, приносили жертвы, устраивали празднества, на которых совершали ритуальные обряды, сопровождаемые торжественными шествиями, песнями, танцами и заклинаниями.

Платок императора еще не коснулся земли, но квадриги уже рванули вперед, увлекая за собой легкие деревянные колесницы, которые на время грядущего ристания станут крепостями для возниц. Десятки тысяч голосов слились в один клокочущий рев, и трибуны превратились в обезумевшее от волн море. Пыль из-под копыт и колес застилает глаза, а от шума наездники не слышат соб-ственных криков. Их пальцы впиваются в вожжи, а сердца разрываются на части. Гонка началась…

Наряду с классическим искусством, философией, методами земледелия и системой государственного устройства, Римское государство позаимствовало у греков и ипподромы, а гонки на колесницах очень скоро, по историческим меркам, стали любимым зрелищем, наравне с боями гладиаторов.

Сегодня, к сожалению, не представляется возможным определить точное время возникновения этих соревнований. Вероятно, гонки начали проводиться, как только появились и сами колесницы, однако, первое письменное подтверждение мы видим лишь в бессмертной «Илиаде» Гомера (написанной в 850-х годах до н.э.), где он описывает игры в честь похорон Патрокла, родственника и соратника знаменитого Ахилла.

Скорее всего, гонки колесниц зародились в Микенах - одном из древнейших греческих городов, расположенном в 90 км к югу от Афин. Конечно, в те годы подобные состязания являлись неотъемлемой частью религиозных празднеств, однако зрелищная составляющая уже тогда имела огромное значение. Наряду с другими спортивными мероприятиями, гонки приобретали все большую популярность в Греции, для их проведения стали возводиться специальные сооружения - гипподромы.


Квадрига. Античная амфора, 540 год до н.э.

Олимпийская дисциплина

Древнюю Гре-цию невозможно представить себе без мифов и легенд. И, конечно, такое грандиозное событие, как учреждение Олимпийских игр, не могло не быть воспетым в народном эпосе. Согласно одной из легенд именно благодаря гонкам колесниц и берет свое начало величайший спортивный праздник в истории человечества. У жестокого царя Эллады (Греции) Эномая была прекрасная дочь Гипподамия. Каждому, кто сватался к дочери, Эномай предлагал состязаться в гонках на колесницах, обещая, в случае победы жениха, отдать ему в жены дочь. Однако еще ни один юноша не выжил после гонки с коварным Эномаем. Однажды претендентом на сердце Гипподамии стал Пелопс, сын малоазийского царя Тантала. Пелопс принял условия, перехитрил царя и выиграл, а сам Эномай разбился насмерть. Пелопс же после свадьбы в память о своей победе решил устраивать каждые четыре года Олимпийский праздник и проводить соревнования.


Гонки на колесницах были единственным видом спорта на Олимпийских играх, где атлеты выступали в одежде

Официальной датой возникновения Олимпийских игр считается 776 год до н.э. Конные состязания, несмотря на красивую легенду, долгое время не входили в их программу. Лишь в 680 году до н.э. на 25-й Олимпиаде впервые среди «олимпийских видов» оказались и гонки на колесницах. Сначала допускались только «тетрипоны» - четверики из взрослых лошадей, запряженных параллельно, затем в программу вошли соревнования на «синорисах» - пароконных колесницах. Впоследствии «иппические» олимпийские виды дополнились гонками колесниц, запряженных молодыми лошадьми, мулами, комбинированными конно-беговыми соревнованиями (вместе с возничими в колесницах ехали атлеты, которые на определенном этапе гонки спрыгивали и продолжали состязание бегом - наподобие современного триатлона), а также скачками верхом. Однако наиболее престижными и зрелищными оставались гонки на тетрипонах.

Религиозным центром Греции было поселение Олимпия, расположенное в северо-западной части полуострова Пелопоннеса. Здесь находилось святилище самого Зевса, в честь которого, собственно, и проводились Игры. Гипподром Олимпии имел размеры 600 х 200 м, а на «трибуне», роль которой выполнял склон большого холма, могли поместиться до 10 тыс. зрителей. Длина одного круга составляла около 770 м (4 стадии).

Кроме Олимпии, гипподромы в Греции находились в таких городах, как Делос, Дельфы, Истм, Ликеи, Немея и Афины. В этих городах гонки на колесницах проводились и вне Олимпиад и в середине первого тысячелетия до н.э. стали излюбленным зрелищем среди всех классов населения.

Большой цирк

"Два круга преодолены. Целых два. На удивление, почти все колесницы еще целы, лишь одному уча-стнику не повезло — ему не хватило места на входе в разворот, и лошади на бешеном галопе вдребезги разбили его повозку о каменный уступ столба. Но, кажется, он остался жив. Никто никогда не узнает теперь, произошло ли это крушение по умыслу противников, или просто боги за что-то так сильно прогневались на несчастного раба."

Центром ипподромной индустрии в Римской империи была арена Циркус Максимус (Circus Maximus), или Большой цирк. Сохранились данные, что соревнования здесь проводил еще царь Луций Тарквиний Приск примерно в 500 году до н.э., однако расцвет гонок на колесницах в Риме наступил после покорения Греции в 146 году до н.э. Ипподром многократно перестраивался разными императорами. В I веке до н.э. при Юлии Цезаре вместимость трибун по разным данным составляла от 145 до 250 тыс. человек (для сравнения - Колизей вмещал в себя около 50 тыс. зрителей)! Цезарь первым повелел построить из мрамора часть ступеней для сидения (до этого они были деревянными). Август продолжил расширение ипподрома и установил на разделительном барьере, спине, первый обелиск (второй установил Констанций II в IV веке н.э.). При императоре Траяне (I век н.э.) ипподром был выстроен полностью из камня, бетоноподобного материала и кирпичей. Кроме того, при Траяне была пристроена монументальная императорская ложа. К IV веку н.э. сооружение достигло своих максимальных размеров, за зрелищем могли наблюдать около 385 тыс. человек.


Графическая реконструкция римского ипподрома Циркус Максимус

Кроме конных соревнований, на арене Большого цирка проводились также гладиаторские бои, соревнования атлетов, массовые религиозные церемонии с грандиозными процессиями. Во времена гонений на христиан многие мученики приняли здесь свою смерть на глазах у многотысячной толпы.

Начиная с VI века ипподром в Риме начал разрушаться. Большая свободная площадь частично использовалась в сельскохозяй-ственных целях. В восточной части, в Септизодии, была построена церковь Святой Луции. Для постройки собора Святого Петра было демонтировано большинство мраморных ступеней для сидения.

Сегодня ипподром Циркус Максимус представляет собой травяную площадку, на которой все еще различима прежняя форма. Сооружение продолжает жить и в настоящее время, на огромном пространстве бывшей арены проводятся концерты популярных звезд и другие массовые мероприятия. Например, 10 июля 2006 года здесь состоялся прием футбольной сборной Италии, выигравшей чемпионат мира.

Эволюция правил

"Пыль и рев трибун… Чувства притуплены. Безумцы, стоящие в колесницах, не чувствуют ни жары, ни страха, ни боли в сведенных от тряски коленях. Толпа в экстазе — уже четверых возничих унесли с ристалища, на песке еще остались обломки и колеса от разбившихся колесниц, и теперь оставшимся участникам стало еще сложнее, ведь приходится их постоянно объезжать, чтобы избежать крушения и не отправиться вслед за выбывшими. Однако финал уже близко — остался последний круг."

Заезды на колесницах стали предтечей всех современных гоночных соревнований с использованием транспортных средств - от рысистых бегов и драйвинга до всевозможных автомобильных ралли. За более чем тысячелетнюю историю этих состязаний правила существенно варьировались, но основные принципы оставались неизменными. Ипподромы имели вытянутую подковообразную форму. Дорожка представляла собой две широкие прямые, разделенные барьером, или спиной, как его называли, по краям которого располагались разворотные столбы, меты. От умения колесничего правильно проходить этот разворот, как правило, и зависел успех в гонке. Именно возле мет чаще всего происходили аварии, которые очень любили и ждали зрители.

В греческом варианте ипподрома старт проходил обычно последовательно: стартовые ворота, из которых выпускались колесницы, были расположены уступом: чем ближе к центру, тем сильнее они были выдвинуты вперед. Открывались ворота попарно, соответственно, от крайних к центральным. Таким образом, когда последние колесницы еще только набирали скорость, первые уже мчались в полную силу, но и те, и другие находились примерно на одной линии. Число участников варьировалось, стандартная длина дистанции составляла 12 кругов по 4 стадии (около 9200 м). Лошади могли двигаться любым аллюром - по большей части, конечно, они скакали резвым галопом.

На заре возникновения гонок в роли колесничих выступали сами владельцы, однако уже в Олимпийских играх они стали все чаще ставить в колесницы рабов. Тем более что в Греции победителем считался именно владелец повозки, а не возница. Кстати, таким образом, лавры могли получать и женщины, хотя до участия в Играх и даже на зрительские трибуны представительницы слабого пола, как известно, не допускались. В отличие от других олимпийских видов, в гонках колесниц участники выступали в одежде, вероятнее всего, с точки зрения безопасности.

Соревнования колесниц проводились за счет государства, и, как уже было сказано выше, обычно являлись частью больших и многодневных религиозных праздников. В Греции «призовые» победитель получал в виде амфор с маслом, которые затем чаще всего перепродавались.

В Риме победителю гонки полагалось денежное вознаграждение, поднакопив которое, возничий-раб мог выкупить себе свободу. К слову, самым высокооплачиваемым спортсменом в истории является колесничий Гай Аппулей Диокл, живший во II веке н.э. За свою феноменально длинную карьеру (с 18 до 42 лет) он одержал 1462 победы, а участвовал в 4257 гонках! На памятнике, который ему воздвигли благодарные болельщики после смерти, была выбита общая сумма выигранных денег - 35 863 120 сестерциев. Сегодня это значение эквивалентно 15 млрд долл. США. На эти деньги он мог бы два месяца содержать всю римскую армию.

В отличие от колесничих-эллинов, римляне весьма серьезно подходили к вопросу о своей безопасности и тщательно продумывали «защитную экипировку». Вот как пишет об этом советский историк античности Мария Сергеенко: «Возница как-то старался предохранить себя: на голову надевал круглую кожаную шапку с клапанами, напоминающую шлем танки-стов; тунику плотно до самых подмышек обматывал ремнями, чтобы она не развевалась и не могла за что-либо зацепиться (поэтому и хвосты лошадям подвязывали очень коротко); за ремни затыкал короткий острый нож без ножен, чтобы в случае падения перерезать вожжи, которые он закидывал себе за спину. Ременные обмотки покрывали ноги до колен; иногда возница надевал еще гетры, которые почти целиком закрывали ему бедра».

В течение одного дня проводилось до 24 заездов. Чтобы увеличить количество гонок, на римских ипподромах каждое состязание состояло из 7 кругов (в отличие от 12 в Греции). В более поздний период и эта дистанция была сокращена до 5 кругов.


Вильям ТРЕГО. Гонка колесниц Бен Гура, 1908 год

Византийская прописка

"Перед последним разворотом две квадриги в одно мгновение налетели друг на друга — беснующиеся трибуны разразились восторженным ревом (и откуда только взялась в человеческом голосе такая сила), и кровь снова окропила песок ипподрома, перемешавшись с пылью. Возницам уже наплевать на свои жизни — цель каждого из них сейчас — во что бы то ни стало первым пересечь финишную черту."

Во II-III веках н.э. Римская империя достигла пика своего могущества. Ипподромы появлялись во многих крупных городах. В столице, кроме упомянутого Циркуса Максимуса, были и другие, меньшего размера ипподромы, такие как Фламиния, Нерона и Максенция. По образцу Большого цирка строились ристалища и в других городах: Антиохии, Кейсарии, Иерихоне, Александрии и даже в Иерусалиме. Особенного внимание заслуживает ипподром Константинополя.

В 324 году Константин I Великий, вошедший в историю как первый император-христианин, прославленный в лике святых, перенес свою резиденцию из Рима в восточный город Византий, переименованный после этого в Константинополь. Одним из первых сооружений, построенных (точнее перестроенных) в новой столице, стал ипподром, вплотную к которому примыкал императорский дворец. Эта арена, без преувеличения, стала центром общественной и политической жизни города, а гонки проводились здесь вплоть до четвертого Крестового похода в 1204 году. Длина сооружения составляла почти 470 м, ширина - 117,5, спина, расположенная слегка наискосок, имела длину 269 м и была очень богато украшена.

В 394 году император Феодосий I, ревностный христианин, запретил Олимпийские игры как пережиток языческого культа. Еще через 10 лет были прекращены и гладиаторские бои. Фактически гонки на колесницах остались единственным разрешенным зрелищем.

После разорения Константи-нополя крестоносцами гонки перестали проводиться, а после падения города в войне против Османской империи в 1453 году ипподром пришел в запустение: турки были абсолютно равнодушны к соревнованиям. Сооружение было превращено в каменоломню. Его камни и колонны использовались для строительства мечети Мехмета Завоевателя и других построек. Территория сооружения, постепенно приходящего в запустение, периодически использовалась турками для проведений празд-ничных шествий, парадов и смотров, казней или как место сборищ янычар, выдвигавших требования к верховной власти. Сегодня на территории бывшей арены расположена главная площадь Стамбула Султанахмет.


(кадры из фильма «Бен Гур»)

Партии сказали: «надо!», ипподром ответил: «Есть!»

За многовековую историю гонок на колесницах определенные традиции этого действа сложились не только на арене, но и на трибунах ипподромов. Можно сказать, что со времени правления императора Нерона берет свое начало и иппо-дромная индустрия. В Риме начали формироваться организованные спортивные общества, которые занимались покупкой, содержанием, тренингом как возничих, так и лошадей, а также выставления их для участия в гонках. Изначально команд было две, различались они по цветам колесниц и формы возничих - красные и белые. Первое упоминание о возникновении таких фракций, как они назывались, относится к 70 году до н.э. Позднее появились еще две фракции: зеленых и синих.

Появление таких команд, есте-ственно, привело и к разделению в предпочтениях среди болельщиков. Современные «войны» между футбольными фанатами - «игры в песочнице» по сравнению с тем, что творилось в античном Риме вокруг гонок на колесницах.

С перемещением столицы в Константинополь партии ипподрома (в историю такие объединения вошли под этим термином) превратились из спортивных обществ в политические, а ипподром стал своего рода площадкой для волеизъявления народных масс. Нередко такие собрания перерастали в масштабные народные волнения. Самый крупный бунт объединившихся венетов (синих) и прасинов (зеленых), который получил название восстание «Ника», произошел при правлении императора Юстиниана в 532 году. В результате Констан-тинополь был существенно разрушен, и при подавлении восстания было убито более 35 тыс. человек.

Собственно, с VI века популярность конных соревнований начала постепенно снижаться, но гонки на колесницах продолжались вплоть до XIII века. Европа погрузилась в унылое Средне-вековье, и ипподромные зрелища были преданы забвению до тех пор, пока в XVII веке в английском Ньюмаркете не зародилась новая традиция проведения скачек. Но, впрочем, это уже совсем другая история…

"Победитель едва держится на ногах. Спины его лошадей исполосованы от ударов кнута, их ноздри жадно глотают раскаленный и пыльный воздух, а в глазах лишь смесь страха и изнеможения. Бесконечная гонка позади. Победителю осталось подняться к императору, чтобы получить заветный лавровый венок, а толпа искупала его в волнах заслуженной славы. Этот молодой возничий — раб, он понимает, что когда-нибудь он наверняка погибнет на этом ристалище. Вопрос лишь в том, сумеет ли он перед этим выкупить свою свободу за те сестерции, что ему положены за победы, или нет? Но до тех пор его сердце еще не раз захочет вырваться из груди, когда резвая квадрига отправит его в очередное состязание со скоростью и смертью на потеху великого и безумного Рима."